Юлия Латынина - Нелюдь

Темноволосый коммодор обнажил в улыбке зубы, белые, как перья молодого барра, и сказал:

– Будем надеяться, что ваши «Бореи» лучше вашей брони.

Аристарх ничего ему не возразил. Бессмысленно возражать, если у тебя нет клюва.

Осмотр корабля занял около двух часов. Собственно, это было занятие вполне бесполезное. Состояние «Эдема» мог заподозрить любой, кто видел броню; всякие сомнения исчезали на капитанском мостике. Огромный дрендоут в девятьсот тысяч тонн массы покоя пребывал в совершенно том же виде, что и пять лет назад, когда поврежденный «Эдем» выудили из звездного сора в секторе Весы. Разгерметизированные отсеки, разорванные жилы трубопроводов; семь палуб, вскрытых одна за другой, аккуратно, как кесаревым сечением, при аварийном отстреле гравикомпенсатора.

Четыре года и пять миллиардов на реконструкцию третьего по величине линейного корабля империи испарились бесследно.

Аристарх всегда знал, что это случится. Но он не мог предать президента компании. Он даже подозревал, что его взяли на работу именно потому, что барры всегда верны старшему.

В Гнезде это проблемы не вызывало. Так уж был устроен мир. Поздний был верен Раннему, Ранний – тому, кто был еше Раньше, тот, кто еще Раньше – тому, кто был еше Раньше, и так как каждый нижестоящий член Гнезда никогда не мог предать вышестоящего, в обществе царила полная гармония.

Проблемы начинались, если барр работал с людьми. Барр, – разумеется, если лишить его клюва и яда, – никогда не мог предать своего начальника-человека. Но это, увы, не означало, что начальник-человек не будет предателем.

Через два часа Аристарх, вслед за темноволосым коммодором, вернулся в капитанскую рубку. Здесь, в этой части корабля, чувствовалось слабое тяготение, – дредноут входил в искусственное гравитационное поле станции. На пульте горели россыпи огоньков, и несколько явившихся с коммодором офицеров Синего Флота деловито пощелкивали кнопками.

Вооруженная охрана была тут же. Трое техников стояли лицом к стене, расставив ноги на ширину плеч и положив руки на стену.

Коммодор достал чип, который дал ему Аристарх, сунул его в терминал и пробежал пальцами по клавиатуре, набирая необходимые коды. Потом вырвал чип и сунул его в карман. От эдакой наглости у Аристарха аж встопорщились перья.

– Ну что, евнух, – спросил темноволосый, – это корыто хотя бы летает?

– Я не евнух, – сказал Аристарх, – я могу иметь потомство.

Взгляд темноволосого неторопливо пропутешествовал по чужаку, снизу вверх, задержавшись на спиленном клюве и наманикюренных когтеперьях. Кончики губ человека поползли вверх, открывая белые великолепные зубы, и Аристарх понял, что он сейчас отпустит какую-нибудь грязную шутку насчет шансов на то, что какая-нибудь баррийская самка создаст семью с самцом со спиленным клювом. Аристарх был по крайней мере на метр выше человека. Он мог бы рассечь его одним движением режущего крыла, как гравитационный кильватер крейсера рассекает пополам зазевавшийся челнок. Но почему-то Аристарху казалось, что человек глядит на него сверху вниз.

– Запусти ускоритель, Кари, – сказал коммодор.

И повернулся к Аристарху:

– Предупреди диспетчеров. Пусть очистят коридор.

Строго говоря, проверять работу ускорителя не было никакой необходимости. Ускоритель в общем-то не мог испортиться. Трудно испортиться чему-то, чей главный рабочий орган – ничто. Но Аристарх был так перепуган, что и не вздумал протестовать. Он молча набрал коды и четко, по-военному, отдал распоряжения.

Он жалел только о том, что главная энергетическая установка действительно была в порядке, и потерявший фазу ускоритель не мог разнести корабль на куски.

Темноволосый сам сел в пилотское кресло. Корабль ощутимо дрогнул, сила тяжести прыгнула вверх, и тросовые генераторы станции оттолкнули от себя почти трехкилометровое веретено. Нос и корму дредноута окутало белым свечением, – это энергия стекала с гравитационной линзы, узкой еще и маленькой, не выходящей за пределы корабля больше чем на двести метров.

Коммодор был поистине опытным пилотом: груда металлолома с массой покоя в девятьсот тысяч тонн скользила по линзе мягко, словно космическая яхта.

Аристарх молча сел в одной из пилотских кресел, обхватив наманикюренные коготки брюшными жгутами. Он чувствовал себя ничуть не лучше тех шести тысяч обреченных, которые десять лет назад, под грохот лопающихся переборок и вой радиационных детекторов, пытались покинуть корабль.