Любовь Пушкарева - Синто. Героев нет

Эзра внимательно осмотрел принесенного, заглянул под хвост, вызвав недовольство звереныша.

– Девочка…

Мы обменялись взглядами, я хочу, чтобы котенок остался.

– Ну, раз лорд некст Грюндер настолько эксцентричен, что дарит кошку без согласования, не будем же мы с ним ссориться из-за его эксцентричности.

Я согласно кивнул и с сожалением передал из рук в руки пушистика.

К моему облегчению, когда я вернулся в гостиную Ара-Лин и Грюндер не дулись друг на друга, а увлеченно беседовали.

– Спасибо за подарок – сказал я.

– На счастье и радость – ответил даритель – Как назовете?

– Гифти – тут же отозвалась Ара-Лин.

– О, ура! Не Ушастик и не Кисточка, ты оригинальна, мое солнце.

«Мое солнце», применимо ли слово «кокетка» к мужчине, и если да то как? Кокет?

Я подошел и уселся на подлокотник кресла Ары-Лин, продемонстрировав свое место в ее жизни, очень близко и чуть сзади, Грюндер оценил. В ответ он уселся на пол у ее ног, запрокинув голову, чтобы смотреть на нее. Он не сводил с нее глаз, выражая безмолвное восхищение тем, что видит.

– Грюнд, из тебя бы вышел отличный донжан – саркастично заметила она. – И вообще, расслабьтесь оба.

Мы переглянулись с Грюндом.

– ВикСин, я расслаблен – ответил Грюнд с придыханием.

– Ара-Лин, тебе принести, что-нибудь перекусить или выпить? – на ухо спросил я. Это была убедительная победа, Грюнд обращается к ней по прозвищу, а я по имени.

– Принеси нашему гостю, Даниэль.

Грюнд ехидно сощурил глаза.

– Молчи, а то поссоримся – тут же осадила его Ара-Лин. – И вообще, вы мужчины, ведете себя как недоученные гейши!

От такого сравнения Грюндер упал на пол от смеха, я не смеялся потому что понятия не имел о том, какие они, гейши доученные и чем отличаются от недоученных.

Странный, короче, получился визит, впрочем, как и все связанное с некст Грюндером.

Следующий день тоже выпал из ряда вон. Ара-Лин сообщила, что заказала создание желез для меня, и что материал и часть денег дал лорд Ташин. Эта новость меня выбила из колеи, просто взбесила, я ненавидел Хорес-Китлинга ставшего сейчас лордом Ташином. Именно он после того, как меня забрали из младшей группы, при каждой нашей встрече давал понять мне, что я меньше чем ничто, что я кусок дерьма, который по какому-то недоразумению движется и разговаривает. Синто не обижают и не унижают детей, ни своих, ни чужих, это ТАБУ. Хорес-Китлинг всегда оскорблял меня без свидетелей, изощренно, непрямо, обыгрывая мое инорождение, то что я рожден после смерти матери и, то что отец относился ко мне, как к вещи. И я не мог никому пожаловаться, мне б просто не поверили. И этот человек сейчас дает деньги, дает материал! Да я лучше буду кастратом всю оставшуюся жизнь! Все это я весьма эмоционально выдал Аре-Лин. Она посидела, подумала и рассказала о том, что этот…, видите ли, любил мою мать и ненавидел отца, имея основания обвинять его в ее смерти, и не имея возможности отомстить напрямую Хоресу, он мог срываться на мне.

– Ара-Лин! Восьмилетний мальчик, которого забрали от любящих и любимых воспитателей, которого терзали самопомощью и умением отключать боль, это достойный объект мести?! Я оказался в аду, но до встречи с ним я еще чувствовал себя нормальным человеком, он мне растолковал, что я всего лишь вещь!

– Даниэль… пожалуйста…

– Он гнилой, Ара-Лин! Гнилой!

Боже и Судьба, я не ожидал от себя такой эмоциональности, казалось, ничто не заставит меня выйти из себя, и на тебе.

– Хорошо. Хорошо, мы вернем ему деньги и заплатим за материал, только чуть позже. Хорошо?

Я отрицательно мотнул головой, не в силах говорить.

– Я не могу отменить заказ.

– Почему ты не спросила меня!?

– Судьба! Да я и предположить не могла, что будет такое. Я с ним говорила о тебе, и он никогда не давал повода подумать, что между вами хоть что-то было не так.

– Признается он как же! Я унижал ребенка своего лорда. Ага!

– Даниэль – она поднялась с кресла и попыталась сделать ко мне шаг, естественно, стала заваливаться, я подлетел и подхватил ее. Она крепко-крепко обняла меня, и я стал целовать ее лицо, вдыхая ее запах и успокаиваясь с каждой секундой. Мой свет, моя жизнь.

– Почему ты так спешишь? – спросил я – Год, два и я бы заработал на реплантацию.

– Ты сильно изменился, стал сильнее, увереннее, я хотела, чтобы не осталось факторов, тянущих тебя вниз.

– Я никогда не хотел детей – вдруг сказал я. – Я не хотел, чтобы гнилая кровь Хоресов и Ташинов портила чью-то наследственность.