Дэйв Дункан - Струны

А потом он начал расспрашивать, опробовал ли Гэвин свою удочку, родились ли щенята у Тесе и всякое такое.

У Мадж проснулись материнские инстинкты.

— Ты хорошо питаешься?

— Я купил пиццу.

При упоминании пиццы Мадж недовольно нахмурилась:

— Я позову Бена. Он повел нашу мелочь смотреть, как телята родятся.

Но тут Седрик сообразил, что его кредит почти на нуле. Разговор прервется без предупреждения; Мадж сразу догадается почему и будет тревожиться.

— Да нет, мне тут бежать надо, — сказал он, а затем передал всем приветы и распрощался.

Проверка кредита показала, что он вписался очень точно, не осталось даже на кока-колу. Ладно, ничего страшного, билет в кармане, индус оплачен вперед.

До чего же было приятно убедиться, что Мидоудейл благополучно стоит на месте. Дом, родной дом, единственный дом, какой он знал.

Он посидел еще немного, еще немного посмотрел голо. Действие все время переходило из одной спальни в другую — неужели зрителям это не надоедает? По другому каналу доктор Пандора Экклес излагала сводку новостей. Все обитатели Мидоудейла любили Пандору. Возможно, за то, что она — двоюродная сестра Гленды Гарфилд, главной их любимицы. Седрик тоже любил Гленду.

Он оставил новости где-то посередине потопов — после Неврополиса, в начале Таиланда. Потопы шли после голодных бунтов в Нипполисе, перед репортажем о мексиканской чуме. По соседнему каналу показывали старое шоу братьев Энгельс

. Ну, это гораздо интереснее.

Потом Седрик долго разглядывал сверкающие небоскребы и улицу, совсем узенькую, если смотреть с такой высоты, и очень, даже в такое позднее время, оживленную. Раньше он видел большой город только по телевизору и подсознательно ждал, что все это будет — ну скажем, более реальным. Но улицы, заполненные толпами индусов, выглядели совершенно одинаково, смотри на них прямо или по телевизору — ну разве что на настоящих валялось больше мусора.

Он поставил будильник на восемь и лег. И тут выяснилось, что кровать не только короткая, но и жесткая, бугристая, и запах у нее был какой-то необычный, даже неприятный.

Заснуть оказалось трудно — тоже нечто новое для Седрика.

Он вспоминал Мадж.

При прощании Мадж не плакала, ни слезинки не проронила. А когда Седрик позвонил, она улыбалась как ни в чем не бывало. А ведь когда уезжали другие, Мадж всегда плакала. Ну конечно же, он сейчас старше, чем все уезжавшие до него ребята. А еще он несколько раз пробовал сбежать, и Мадж вроде бы не очень сердилась на эти попытки. Странно все-таки, что она не плакала и что потом улыбалась. Она никогда и ничем не показывала, что, ну скажем, любит его меньше, чем остальных, и потому Седрик очень удивлялся, что она не плакала, и удивлялся, что это его волнует, и удивлялся своему удивлению…

Он уснул.

Когда вспыхнул свет, он с трудом проморгался и взглянул на часы. Три часа пятнадцать минут. Потом он перевернулся на спину и попробовал сфокусировать глаза на линзе бластера, приставленной прямо к кончику его носа.

Бластер, наверняка бластер, хотя очень уж здоровый, с руку толщиной. Наклейки не видно, но похоже на “Хардвэйв” производства “Мицубиси”. Одна вспышка из такого ствола испарит и его, и кровать, и еще уйму людей на нижних этажах.

Седрик снова моргнул. Он очень хотел протереть глаза, но не решался двигать руками. Зрение понемногу пришло в норму, и тогда он увидел, что в тесный номер набилась целая толпа индусов — штук, наверное, пять. Его собственный индус скромно стоял в уголке и не делал ничего, ровно ничего. Вот так и положись на эти два с половиной метра кристали и углеволокна.

Самосохранился называется. Вылез, значит, со своей фермы, едва успел солому из волос повытаскивать, пыль с ушей стряхнуть — и сразу мордой в лужу.

За другой, более приятный и безопасный конец бластера держалась некая высокая, широкая, как буфет, личность, с головы до ног запакованная в громоздкий боевой скафандр, по виду — вроде как сделанный из черной лакированной кожи. А вдруг это как раз и есть немецкий костюмчик? Тогда неизвестную личность не прошибить никаким оружием — ну разве что термоядерной горелкой — и руки-ноги этой личности имеют мощнейшие механические усилители. А может, это простой бронекостюм — настоящий немецкий, он же ой-ой-ой сколько стоит, да и если купишь — сразу не наденешь, штука сложная, нужно три года учиться в специальной школе, или даже не три, а пять. И потом все время тренироваться. “Лицо” шлема — блестящая, абсолютно непрозрачная поверхность, не более выразительная, чем дверца холодильника.