Робин Хобб - Убийца шута

– А вот и они, – сказал я.

Пейшенс бросил взгляд через зал.

– Я их не нанимала, – сообщила она, оскорбленно фыркнув. – Только глянь на эту женщину, бледна как призрак. В ней совсем нет жара. И мужчины такие же холодные, волосы у них цвета шерсти ледяного медведя. Брр. Мороз по коже от одного взгляда на них. – Потом морщины на ее лбу разгладились. – Ладно. Сегодня вечером я не позволю им петь. Но давай предложим им вернуться в разгар лета, когда леденящая душу история или прохладный ветерок будут в самый раз душным вечерком.

Не успел я ответить на ее предложение, как раздался рык:

– Том! Вот ты где! Как я рад тебя видеть, старый друг!

Я повернулся с той смесью восторга и смятения, которую пробуждают в человеке внезапные визиты любящих друзей, не терпящих условностей. Уэб пересекал зал широким шагом, а Свифт держался за ним. Я широко раскинул руки и отправился приветствовать их. За пару лет дородный мастер Дара сделался шире в обхвате. Как обычно, его щеки были такими красными, словно разрумянились от ветра. Сын Молли, Свифт, шел в паре шагов позади него, но тут из толпы гостей появилась Неттл и кинулась обнимать брата. Он приостановился, чтобы подхватить ее и радостно закружить. Потом Уэб облапил меня так, что ребра затрещали, и несколько раз сильно хлопнул по спине.

– Ты отлично выглядишь! – сообщил он, пока я ловил воздух ртом. – Почти обрел прежнюю целостность, верно? Ах, вот и моя леди Пейшенс! – Освободив меня из своих неистовых объятий, он изящно склонился над протянутой ему рукой моей мачехи. – Какое у вас роскошное синее платье! Напоминает яркое оперение сойки! Но прошу, скажите, что перья в ваших волосах взяты не у живой птицы!

– Разумеется, нет! – Пейшенс, как и следовало, ужаснулась этой мысли. – Я нашла мертвую птицу на тропе в саду минувшим летом. И подумала, что это шанс увидеть, что скрывается под милым синим оперением. Но сами перья сохранила, конечно, аккуратно их выщипав, перед тем как сварить тушку до отделения мяса от костей. Когда я вылила бульон из сойки, моя задача заключалась в том, чтобы собрать ее маленькие кости в скелет. Ты знал, что птичье крыло так же похоже на человеческую руку, как перепончатая лягушачья лапа? Сколько там миниатюрных косточек! Что ж, не сомневаюсь, ты догадываешься, что результат где-то на моем рабочем столе, собранный наполовину, как и многие из моих проектов… Но вчера, когда я думала, где бы взять перья, чтобы помогли улететь от наших неприятностей, то вспомнила, что у меня их целая коробка! И к счастью для меня, жучки их не нашли и не съели до самой ости, как приключилось с перьями чайки, которые я попыталась сохранить. Ох! Чайка! Как необдуманно с моей стороны! Прости меня! – Она явно внезапно вспомнила, что Уэб связан с чайкой.

Но мастер Дара добродушно улыбнулся и сказал:

– Мы, наделенные Даром, знаем: когда жизнь заканчивается, остается лишь пустая оболочка. Думаю, никто не понимает это лучше нас. Мы чуем присутствие любой жизни, и одни огни сияют ярче других. Росток для наших чувств не так полон жизненной силы, как дерево. И конечно, олень затмевает и то и другое, а птица сверкает ярче всех.

Я открыл рот, чтобы возразить. С помощью своего Дара я мог ощущать птиц, но они никогда не казались мне особенно полными жизненной силы. Я вспомнил, что Баррич – человек, который вырастил меня и почти заменил мне отца, – сказал мне много лет назад, запрещая работать с ястребами в Оленьем замке: «Ты им не нравишься: ты слишком теплый». Я подумал, что он говорит о моей плоти, но теперь спросил себя, не почуял ли он что-то, связанное с моим Даром, что в то время не смог мне объяснить. Ибо Дар тогда был презираемой магией и, если бы кто-то из нас признался, что обладает им, нас бы повесили, четвертовали и сожгли над водой.

– Почему ты вздохнул? – резко и требовательно спросила Пейшенс.

– Прошу прощения. Я не заметил.

– Но ты вздохнул! Мастер Дара Уэб как раз рассказывал мне весьма замечательные вещи о крыле летучей мыши, и ты вдруг вздохнул, как будто счел нас самыми скучными людьми в целом мире! – Подчеркивая свои слова, она постукивала веером по моему плечу.

Уэб рассмеялся:

– Леди Пейшенс, я не сомневаюсь, что его мысли были где-то далеко. Я знаю Тома давным-давно и хорошо помню его меланхолическую жилку! О, но я вас присвоил, а ведь и другим гостям требуется ваше внимание!

Обманулась ли Пейшенс? Думаю, нет, но она с удовольствием позволила себя увести очаровательному юноше, которого, несомненно, подослала Неттл, чтобы позволить Уэбу переговорить со мной наедине. Мне было немного досадно, что Пейшенс меня бросила; Уэб прислал мне несколько писем, и я не сомневался, что знаю, в какое русло он направит разговор. Прошло уже много времени с той поры, как я был связан с животным посредством своего Дара. Но то, что Уэб, похоже, приравнивал к ребяческой обиде, сам я был более склонен считать одиночеством вдовца, прожившего в браке слишком долго. Никто не смог бы заменить Ночного Волка в моем сердце, и я не мог себе представить такой связи с каким-то другим созданием. Что ушло, того не вернуть, как он сам говорил. Теперь мне хватало отголосков моего волка, что сохранились внутри. Эти живые воспоминания, такие сильные, что иногда казалось, будто я все еще слышу его мысли, всегда будут предпочтительней любой другой связи.