Николай Чадович - Дисбат

Чахлый и основательно замусоренный лес, отрезанный серо-стальным лезвием Кольцевой дороги, остался позади. Потянулись районы новостроек. Места эти были Синякову совершенно незнакомы. В его времена здесь, наверное, собирали грибы и лишали невинности девчонок.

Первое здание, которое он узнал – и то не по внешнему виду, а по запаху, – был дрожжевой завод, как и четверть века назад продолжавший исправно отравлять городскую атмосферу. Здесь всегда вольготно жилось самогонщикам. Мало того что они никогда не испытывали дефицита с одним из важнейших компонентом исходного сырья, то есть браги, так даже их деятельность, по природе своей довольно вонючую, постороннему человеку унюхать было просто невозможно.

Потом стали попадаться и другие знакомые приметы – фасады домов, пусть и как-то иначе оштукатуренные, пивнушки и ресторации, которые, слава богу, он знал наперечет, дремучие лесопарки, где в свое время немало было пролито пота, крови да и спермы тоже.

Город, надо сказать, изменился не так сильно, как это можно было ожидать в период смены общественно-политического строя. Улицы носили прежние названия. На прежних местах торчали бронзовые истуканы сомнительных героев, зловещих вождей и продажных щелкоперов. Вот только вместо трамваев повсеместно курсировали троллейбусы, побольше стало уличной рекламы, раньше базировавшейся на трех китах – «Храните… Летайте… Пейте…», да в книжных магазинах теперь торговали разным ширпотребом.

Короче говоря, город был как город, а люди в нем как люди – зря не лыбились, но и не кусались. Похоже, что мрачные пророчества шамана являлись всего лишь плодом его больного воображения. Вот только воспоминание о зловещем городском пейзаже, который Синяков успел рассмотреть на дне губительной воронки, почему-то немного смущало душу.

Тем временем автобус проскочил мост, под которым располагалась другая оживленная магистраль, поплутал еще немного по улицам и вскоре выехал на хорошо знакомую Синякову привокзальную площадь.

Впрочем, знакомой он мог назвать только одну ее сторону, где на манер неприступных бастионов возвышались серые громады домов-близнецов, призванных олицетворять мощь и нерушимость рухнувшей в одночасье власти.

Другая сторона площади, непосредственно примыкавшая к перрону, разительно изменилась. Уютное здание старого вокзала, некогда единственное место, где ночью можно было и перекусить, и девчонок снять, и водкой у таксистов запастись, исчезло. На его месте торчала какая-то грандиозная вертикальная конструкция, похожая на стартовую башню космодрома. Непреодолимые бетонные стены огораживали строительную площадку, судя по всему, давно заброшенную. С крыши расположенного наискосок «Макдоналдса» на это архитектурное чудо скалился огромный надувной клоун.

Тут автобус наконец остановился, и пассажирам было предложено выходить, не забывая при этом свой багаж.

Оттащив «Секретный № 3» в камеру хранения, Синяков вновь задумался. Хочешь не хочешь, а нужно с чего-то начинать. Неизвестно почему на ум пришел Стрекопытов, едва ли не в каждой фразе поминавший прокурора, который и законы сам себе пишет, и срока немереные безвинным душам вешает, и в тайге медведям служит.

Мысль, похоже, была дельная. Перво-наперво надо переговорить с прокурором. Военным, естественно. Ничего хорошего от этой встречи ждать, конечно, не приходится, но хотя бы дело прояснится – где сейчас Димка, какая статья ему грозит и чем она конкретно пахнет.

Сказано – сделано!

Милиции по вокзалу слонялось не меньше, чем по аэропорту, и Синяков, стараясь дышать в сторону, поинтересовался у первого встречного сержанта адресом военной прокуратуры.

Юный страж порядка, повадками похожий на дворняжку, которой доверили вдруг охранять территорию мясокомбината, на этот простой вопрос ответил не сразу. Мучительная борьба противоречивых чувств читалась на его конопатом лице, еще не искореженном гримасой профессиональной бдительности.

С одной стороны, не мешало бы задержать этого явно подозрительного типа. Но с другой – зачем мешать человеку, и так направляющемуся в твердыню правосудия?

Короче говоря, сержант решил ограничиться проверкой документов. Каждый листок паспорта он изучал с таким же вниманием, как сомнительную купюру. Убедившись, что придраться здесь не к чему, сержант вынужден был ответить Синякову, руководствуясь той статьей присяги, которая требовала вежливого и культурного обращения к гражданам: