Дэвид Герролд - Бойня продолжается

Мне было видно, как с другой стороны стола дрожит Дуайн Гродин. Она выглядела просто страшно - в темноте, в мерцающем отсвете стола, ее лицо казалось мертвенно-зеленоватым негативом. Там, где должны быть светлые места, чернели тени, и наоборот. Дуайн выглядела упырем, нижняя губа у нее дрожала, но, надо отдать ей должное, она полностью сосредоточилась на дисплее. Она выполняла свою работу.

Зато остальные члены наблюдательной команды выглядели намного менее уверенно - они находились на грани паники. Их настолько потрясло волнующееся море алого меха и голых, лишенных век черных глаз, что несколько человек были готовы забиться в истерике. Они напоминали почетных гостей на церемонии повешения. Я испытал особую радость, видя, как отлила кровь от лица Клейтона Джонса. Подойдя, я легонько похлопал его по плечу и шепнул:

- Расслабься.

Он вздрогнул и посмотрел так, словно готов был убить меня, но - и я зауважал его за это - сумел кивнуть и даже пробормотать нечто отдаленно напоминающее "спасибо".

Наконец ИЛ сообщил, что все готово.

Я поправил головной телефон и шепотом передал информацию Лиз, Лиз что-то сказала капитану. Харбо кивнула. Последовала команда начинать.

Мы начали медленно и так аккуратно, что поначалу звук был едва слышен даже нам, хотя повсюду стояли громкоговорители. Мы увеличивали громкость шажками, которые нельзя было воспринять ухом, и с тревогой наблюдали за копошащимися червями. Наружный дисплей синхронизировали с песней корабля.

Когда звук усилился до слышимого, бока и днище "Босха" зажглись и начали переливаться хторранскими цветами.

Черви ахнули.

Мы слышали это собственными ушами - через открытый грузовой люк звук шел снизу как порыв ветра отчаяния.

Дуайн Гродин испуганно смотрела на меня через видеостол.

- Он-ни д-должны б-были т-так сделать?

Ее резиновое лицо конвульсивно подергивалось. Глаза побелели.

Я успокаивающе кивнул. Происходящее выходило за рамки ее опыта.

- Не волнуйся. Они делают в точности то, что им положено делать. Просто мы раньше этого не видели. Все в порядке, Дуайн, - сказал я. - Ты делаешь все прекрасно. Продолжай наблюдение.

И я отвернулся от стола, гадая, заметен ли мой страх. Мы висели всего в двадцати пяти метрах над самым плотным скоплением враждебной жизни, какое когда-либо встречалось на Земле. От неминуемой смерти нас отделял всего миллион кубометров гелия.

А внизу черви… пели нам.

Была ли это песнь любви? Песнь-поклонение? Песнь-1 приветствие? Или просто бездумное гудение чудовищ перед ужином…

Не думай об этом.

Мы увеличили звук, свет - тоже. Теперь нас стало| слышно и видно — и шум хторров невероятно усилился.

Огромный небесный червь наконец перестал скрываться. Он присоединился к их песне Он пел.

И черви сошли с ума.

Они перешли на более высокий уровень - усилились и их звук, и движение.

По их толпе пробежали волны, вихрясь спиралями. Мы в ужасе наблюдали, как начала корчиться вся мандала. Она сокращалась, как больное сердце.

А потом…

Песнь гнезда начала изменяться.

Ее тон стал выше. Она разрасталась, как медленный взрыв. Пульсирующий ритм угрожающе возрастал и приобретал слишком сложный характер, чтобы человеческое ухо могло за ним уследить. Появлялись странные мелодии, образующие причудливые сочетания звуков, которые переплетались, кружились и возвращались обратно. Никогда еще я не слышал ничего подобного.

Звуки походили друг на друга и в каждый следующий момент становились другими. Чем дольше мы слушали, тем отчетливее в мелодии ощущалась таинственная развивающаяся основа. Мы уловили ритм, предшествующий изменению ритма движений отдельных участков моря червей. Мы слышали стонущий хоровой фон, который казался каким-то образом отделенным от ведущего голоса. Части гнезда перекликались, и хотя песня оставалась одной и той же, она ни разу не повторялась. Ни один оркестр на Земле никогда не смог бы воспроизвести ни красоту, ни ужас этой какофонии.

Мы стояли, парализованные страхом.

Музыка гнезда.

Враждебная. Бесплотная. Гипнотическая. Подавляющая. Неземная.

Экстаз нарастал. Резонировали полторы тысячи враждебных инструментов.

Музыка была грандиозной.

Мы висели над ней в темноте, и звук затоплял нас, заполнял, возбуждал, и было неясно, что закончится прежде - их песня или наша жизнь.

Я вспомнил тот первый раз, когда я вошел в гнездо - и все остальные случаи, когда я слышал эту песнь…