Мари Лу - Гений

Один из мужчин прерывает ее:

— Такова политика «Дескона», мадам. Мы не можем расследовать преступления для клиентов, которые задерживают платежи местной полиции.

По лицу женщины текут слезы, она так заламывает руки, что я боюсь, как бы она не сорвала с них кожу.

— Но ведь вы можете что-то сделать, — рыдает она. — Я же могу принести что-нибудь в ваше или другое полицейское отделение…

Второй человек отрицательно покачивает головой:

— Все отделения разделяют политику «Дескона». Кто ваш наниматель?

— Корпорация «Клауд», — с надеждой в голосе отвечает женщина, словно эта информация может убедить их помочь ей.

— Корпорация «Клауд» не поощряет нахождения своих сотрудников на улице после одиннадцати вечера. — Он кивает на разрушающееся здание. — Если вы не вернетесь домой, корпорация «Дескон» сообщит в «Клауд» и вы потеряете работу.

— Но у меня украли абсолютно все! — Женщина громко рыдает. — Дверь у меня… напрочь выломана… исчезла вся одежда и еда. Человек, который сделал это, живет на моем этаже, пожалуйста, пойдемте со мной, вы его сразу поймаете… я знаю номер его квартиры…

Двое полицейских уже уходят прочь. Женщина плачет, просит о помощи, но они словно не слышат ее.

— Но мой дом… если вы не сделаете что-нибудь… то как я… — всхлипывает она.

Полицейские снова предупреждают, что могут о ней сообщить.

Когда они уходят, я спрашиваю у Каэдэ:

— Что это было?

— Разве не понятно? — усмехается Каэдэ, когда мы возвращаемся из темного проема на улицу.

Мы молчим. Наконец Каэдэ говорит:

— Рабочий класс всюду унижают. Я вот как думаю: Колонии в некотором роде лучше Республики. Можешь верить, можешь нет, но обратное тоже справедливо. Ничего похожего на ту дурацкую утопию, которую ты представлял. Ее просто не существует, Дэй. Говорить тебе об этом раньше не имело смысла. Такие вещи нужно видеть своими глазами.

Мы идем назад к госпиталю. Мимо нас быстрым шагом проходят еще два солдата, они нас словно не замечают. Миллион мыслей мечется в голове. Мой отец, вероятно, никогда не был в Колониях, а если и был, то видел страну лишь поверхностно, как мы с Джун по прибытии. В горле образуется комок.

— Ты веришь Андену? — спрашиваю я мгновение спустя. — Стоит его спасать? Стоит спасать Республику?

Каэдэ поворачивает еще несколько раз. Наконец она останавливается у магазина с миниатюрными экранами в витрине, каждый передает свою программу. Каэдэ ведет меня в узенький проулок, примыкающий к магазину, и там тьма поглощает нас. Она останавливается и показывает на экраны, работающие внутри. Я вспоминаю, что мы с Джун на пути в город проходили мимо похожего магазина.

— Колонии всегда перехватывают новости Республики и транслируют здесь, — говорит Каэдэ. — Для этого отведен целый канал. Этот сюжет крутят с момента неудавшегося покушения.

Я пробегаю глазами заголовки на экране. Поначалу я просто тупо прочитываю их, не вникая в смысл, — меня не отпускают новости о Патриотах, но минуту спустя я понимаю, что передают не сводки с фронтов и не известия Колоний, речь идет об Президенте Республики. При виде Андена на меня накатывает волна неприязни. Я напрягаю слух, пытаясь услышать голос диктора, предполагая, что в Колониях те или иные события трактуются иначе, чем в Республике.

Под записью обращения Андена текст. Я читаю с недоумением:

ПРЕЗИДЕНТ ОСВОБОЖДАЕТ МЛАДШЕГО БРАТА ИЗВЕСТНОГО БУНТАРЯ ДЭЯ. ЗАВТРА ПОСЛЕДУЕТ ОБРАЩЕНИЕ К ОБЩЕСТВУ С КАПИТОЛИЙСКОЙ БАШНИ.

«А пока, — говорит Президент на записи, — Иден Батаар Уинг официально освобожден от военной службы и в знак благодарности за его особый вклад также освобожден от Испытаний. Все остальные, кто перемещался вдоль линии фронта, тоже освобождены и переданы семьям».

Не верю своим глазам, тру их и перечитываю еще раз.

Подпись никуда не делась. Анден освободил Идена.

Я вдруг перестаю чувствовать холод. Я вообще ничего не чувствую. Ноги слабеют. Дышу я в такт с биением сердца. Невозможно. Наверно, Президент делает это публичное заявление, чтобы заманить меня в Республику, к себе на службу. Пытается провести меня и подать себя в лучшем виде. Не мог он добровольно освободить Идена и всех остальных, включая того мальчика, которого я видел в поезде. Невозможно.

Невозможно? Даже после всего, что мне рассказала Джун и только что — Каэдэ? Даже теперь я не доверяю Андену? Что со мной такое?

Я слушаю обращение Андена дальше, вскоре оно сменяется репортажем — я вижу Идена, его выводят из здания суда без кандалов, в одежде, в какую одевает своих детей элита общества.