Сурен Цормудян - Последние пассажиры

Тот схватил табуретку.

– Это не я!!! – заорал он, отмахиваясь от Шума табуретом. И Шум попал под удар. Он отлетел, ударился о стену вагона и распластался на полу. Из его виска растекалась кровь.

Все опешили, глядя на тело Шума, который только что был жив, но теперь лежал на полу с проломленным виском.

– Ты убил его, – выдохнул Ваффен, – Господи…

– Я не хотел! – воскликнул Щербатый отчаянно.

– Как и Саныча, – Жиган выхватил свой нож и ринулся на Щербатого.

Тот швырнул в него табурет и бросился из вагона. Жиган увернулся и помчался за ним. Клим следом.

Ваффен стоял какое-то время и смотрел на тело Шума, схватившись за голову. Затем резко кинулся к Родьке и, схватив ее в объятия, стал бормотать:

– Наташа, давай уйдем. Сейчас же. Уйдем на юга. Только ты и я. Вместе. Нет больше времени думать. Это проклятое место.

Родька была шокирована тем, что тут только что произошло. И, неожиданный напор безобидного до этого Ваффена, привел ее в ужас.

– Пусти! – истошно завопила она вырываясь. – Пусти меня!

Эстонец почувствовал, как что-то острое вонзается ему в щеку, и отпрянул. В дрожащей руке девочки был ее нож.

– Не приближайся ко мне и не трогай! – нервно проговорила она и выскочила из вагона.

Эстонец обессилено упал на колени и заплакал.

– Я люблю тебя! – крикнул он ей в след.

Моряк докурил очередную сигарету, прикурил от нее следующую и швырнул бесполезный теперь окурок на землю. Снова уставился в пасмурное небо. А рядом шуршали крысы доедающие маньяка.

В какой-то момент вопли разъедаемого кислотой каннибала стали невыносимы, и Моряк вышвырнул койку в окно. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что тот еще жив. Он был в беспамятстве в состоянии болевого шока и от удара о землю. Бормотал что-то и дергался в конвульсиях. Тогда Моряк схватил его за ногу и приволок к яме с жертвами маньяка. Швырнул его туда, а тот все бормотал что-то.

Моряк отошел от ямы и крысы не заставили себя долго ждать. Теперь от каннибала мало что осталось.

Теперь что делать? Возвращаться на станцию? А смысл? Его вещи там, но много ли там ценного. Дозиметр конечно. Однако самая ценная вещь находиться не здесь. Она за городом. В укромном месте. Сувенир от ядерной эры, сменившейся эрой постядерной. Вымершей и радиоактивной. Но ведь и дозиметр нужен. В городе еще много очагов где радиационный фон зашкаливает. Но из этого города пора уходить. Ловить тут действительно уже нечего. Тем более что конечной целью его была Москва. Так что, пойти на станцию за своими вещами? Саныч наверняка уже рассказал там всем, что он, Моряк, убийца, насильник и людоед. Который не только лишил жизни его внучку, но и посягает на Родьку. И понятно как его там встретят теперь. Они все думают, что он людоед. Но дозиметр нужен. Ведь кто-кто, а он, Моряк, точно знал, что очаги радиации повсюду. Весь мир поражен. Ведь только в одной той лодке, на которой он находился, когда все случилось не осталось ни одной ракеты. Двадцать баллистических ракет по пять боевых частей в каждой. И в каждой боевой части одна и две десятых мегатонны. А сколько таких лодок было по всему миру и у нас и у них? А шахты? Бомбардировщики? Тактические ракеты и, наконец, диверсионные ядерные заряды…

Но самое чудовищное было то, что Моряк понимал, этот, сожранный крысами недочеловек, убил намного меньше людей… женщин… детей… Намного меньше, чем он один. Моряк.

– Значит я хуже, чем этот ублюдок, – вздохнул он, глядя на тучи. – А вы думаете, что я, это он. И уверены в этом теперь. Но если говорить человеку все время, что он свинья, то человек однажды в ответ захрюкает. Если говорить человеку все время, что он людоед, то в один прекрасный день он вас сожрет. А я, тот, кто запустил ракеты, самый что ни на есть людоед…

Надо вернуться за дозиметром… И еще… Маньяком насильником и каннибалом оказался не кто-то со станции. Но кто-то на станции имеет виды на эту девчонку… Ну чем не повод вернуться?

– Надо спасать ребенка, – вздохнул, говоря это сам себе, Моряк, – Учитывая, сколько я детей убил, это будет хоть каким-то утешением.

День давно кончился. Но из окон под потолком бил тусклый свет белой ночи. Вошедшие на станцию Клим и Жиган устало брели по перрону. На полу сидел, прислонившись спиной к трапезному вагону Ваффен и, отрешенно смотрел в пустоту.

– Ушел гад, – вздохнул Жиган и только теперь заметил, что левая щека эстонца вспорота и кровь залила ему пол лица. – Эй! Что тут случилось?!