Георгий Ланской - Попрыгун

Кристиан вдруг замолчал. На его лице появилось недоумение, а затем злость и плохо скрытый страх. Он смотрел на кого-то за моей спиной с такими испуганными глазами, что я не выдержал и обернулся.

Позади меня стоял парень. Обычный парень лет двадцати пяти, в синих джинсах, простецкой майке и небрежно зачесанными назад волосами. Его лицо было хмурым, а когда взгляд пришельца натолкнулся на мертвую Соню, незнакомец помрачнел еще больше.

– Не может быть, – прошептал Кристиан. – Ты никогда сюда не приходил…

– А надо было, – сурово сказал незнакомец. – Что же ты натворил, мальчишка?

Кристиан взвыл, и новая телекинетическая волна рванулась в сторону незнакомца, который безмятежно ожидал развязки. Силовая линия, не дойдя до пришельца всего пару шагов, исчезла, словно ее не было. Кристиан, испустив крик ярости, протянул скрюченную руку к второму винторезу, выпавшему из руки Сони и сделал повелительное движение рукой. Оружие затряслось, словно в ознобе, но не сдвинулась с места. Незнакомец усмехнулся, иронично подняв бровь.

– Довольно, – сказал он. – Больше у тебя нет твоих сил, что я так глупо тебе подарил.

Кристиан не ответил и махнул рукой. Мутное марево портала осталось непрозрачным. Он сделал несколько попыток создать новый портал, но все они были безуспешными. Расползающаяся у его ног пропасть застыла и прекратила свое разрушение. Кристиан беспомощно оглянулся по сторонам затравленным взглядом. А потом в панике посмотрел на меня.

– Помоги мне, – прошептал он. – Я просто хочу уйти.

– Конечно, – сказал я. – Уходи…

Я сделал резкий выпад и вонзил острые, как ножи когти в его безжалостное сердце. Кристиан задохнулся и попытался выдернуть клинки, но я держался крепко, потому что в этот момент мне уже некого было жалеть. Захлебывающийся кровью Кристиан стал медленно оседать, и я, вырвав когти из его груди, просто оттолкнул его мертвое тело прочь, в серую бездну Безвремения. Кристиан с воплем улетел в пропасть, которая затягивалась на глазах.

– Он тут много чего натворил, – произнес Император Эдема, отнявший силы того, кого мы считали своим товарищем. Но я его не слушал. На подгибающихся ногах я поспешил к Соне, тускло смотревшей в никуда застывшим мертвым взглядом. Император Эдема и подоспевший Хранитель смотрели на меня с сочувствием, видя, как я заливаюсь слезами, качая на руках мертвое тело моей любимой. Я повернулся к ним с отчаянной надеждой.

– Вы ведь создали мир, в котором исполняются все желания. Воскресите ее, ведь вы же можете!

Император покачал головой.

– Не могу. В Эдеме нет людей. Это то, что я так и не научился создавать. Его обитатели – бездушны и созданы для определенных целей. А ее душа, увы, уже далеко… Эдем не идеален, к сожалению, но я придумал его именно таким. И сейчас очень сожалею об этом, потому что мне пришлось заплатить за это слишком дорогой ценой – одиночеством, помноженным на вечность…

– Будьте вы прокляты с вашими правилами, мирами и вселенским могуществом, не годящимся ни для чего, – прошипел я, прижав Соню к груди. – Что такое ваше одиночество по сравнению с ее смертью? Она спасала всех вас. И спасла, отдав свою жизнь.

– Вы несправедливы к нам, Артем, – сурово сказал Хранитель.

– А вы к нам, – парировал я. – Впрочем, я не хочу с вами разговаривать, по крайней мере сейчас. Позвольте мне уйти и похоронить ее. Теперь, когда ее душа, как вы изящно выразились, далеко, я смогу унести ее с собой.

Хранитель переглянулся с Императором Эдема, оба синхронно пожали плечами, а Хранитель вяло махнул рукой. Борегар пошевелился и со стоном перевернулся на бок. А я, открыв портал прямо в дом Сони, сделал один шаг, неся ее на руках. И этот шаг был самым тяжелым в моей жизни.

Анталия прекрасно и в октябре. Я отсиживался на берегу моря уже пару месяцев, стараясь не вспоминать о недавно произошедших событиях. Море, солнце, фрукты, знойные туристки и путаны в дешевых барах, безмятежные пляски на многочисленных анимационных вечеринках, фейерверки и восточные базары… как же все это мне нравилось раньше. Сейчас из всех развлечений остались только бары и море. В барах я напивался мерзкой турецкой водкой, а у моря предпочитал страдать, воя на луну, как волк. Погода как нельзя кстати отвечала моим настроениям. В последние несколько дней на побережье Анталии налетели шторма. Я этому был даже рад. Казалось, что даже море скорбит вместе со мной.

Однажды вечером я вновь пришел в бар без имени в старом городе и уселся за дальний столик в углу. Услужливый бармен без разговоров пододвинул мне бокал с мутноватой белесой жидкостью, но я отрицательно покачал головой, велев ему наполнить новый и на этот раз не разбавлять водку водой по местной традиции. Турецкая раке и без того омерзительна на вкус, а уж в разбавленном виде и вовсе не лезет в горло человеку нашей закалки. Рядом кто-то с шумом опустился на высокий стул.