Михаил Ахманов - Океаны Айдена

Арток наморщил лоб.

— Это куда же? Души умерших, как известно, попадают в чертоги Айдена…

— И он принимает всех, не различая грешника от праведника?

— Нет, конечно же, нет! Праведники получают воздаяние, а греховные души просто гаснут, уходят во тьму без возврата… Но Айден никого не подвергает мучениям! Это было бы недостойно бога, Эльс. Даже злодеи так мучаются на земле, что обрекать их еще на страдания после смерти слишком жестоко! Поэтому Айден дарует им забвение… не прощение, а забвение… Это тоже суровая кара, сын мой, ибо они лишаются вечной жизни.

— Я не так добр, как Айден, и передам бар Савалта в руки безжалостной Шебрет.

— Разве она принимает души мертвых? — удивленно спросил целитель. Он никак не мог осмыслить концепцию ада, отсутствующую в айденской теологии.

— Принимает, — заверил его Одинцов. — У нее приготовлен отличный островок для грешников, очень теплый и уютный.

— Это где же? — Бар Занкор озадаченно нахмурился.

— Знаешь, почтенный, лучше я не буду говорить о нем. Боюсь, ты побежишь за зельем, чтобы безболезненно переправить казначея к Айдену. Но я, повторяю, не так добр, и Савалт свое получит.

Целитель пожал плечами.

— Ладно… в конце концов, погиб твой отец, и это твоя месть, Эльс… — Он поиграл цепью и спросил: — Ну а что с кандидатом на место бар Савалта?

— Я постараюсь, чтобы этот пост достался брату мудрого бар Сирта. Мы говорили с ним несколько раз, и мне кажется, что сей муж исполнен всяческих достоинств. Подходит для Совета!

— И пэры не будут возражать?

— Надеюсь, не будут.

Целитель пожевал губами:

— Похоже, ты пользуешься уважением в Совете… Так, Эльс?

— Так, отец мой.

Одинцов повернулся к камину. От пергаментов остались только дым и пепел, по которому бродили алые искры, и, значит, наступило время угостить целителя вином. Ему очень нравилось сладкое красное, что привозили из западных имений бар Ригонов. Сам Одинцов предпочитал сорт покислее, тем более перед серьезным делом.

— Здесь, хозяин, — шепнул Чос, спрыгивая на землю. — Очень удобное место. Мох упругий, как волосы на лобке девственницы. К утру никаких следов — ни от копыт, ни от наших сапог.

Одинцов спешился и молча проверил это утверждение: мох в самом деле был на редкость упруг. Они стреножили лошадей, привязали поводья к толстой ветви, подвесили торбы с зерном, чтобы кони невзначай не заржали. Затем Чос повел своего господина по редкому леску, примыкавшему к живой изгороди усадьбы благородной Незы. Было восемь вечера, и уже стемнело, Одинцов знал, что через полчаса ладони не различишь. Затем, когда поднимутся Баст и Кром, ночные светила, тьму сменит полумрак. Но он надеялся, что к этому времени будет уже далеко, даже не на дороге, а совсем в другом месте.

— Ага… — пробормотал Чос, присев и шаря руками понизу, — тут я и пролезал… — Вдруг зашипев, он выругался. — Осторожнее, хозяин! Колючки, как на заднице Шебрет!

— Ползи вперед, — приказал Одинцов. — Я за тобой.

Его оруженосец распластался по земле и, словно уж, проскользнул сквозь заросли. Одинцов последовал за ним, стараясь не сломать ни веточки, — он был куда крупнее Чоса и хуже приспособлен для таких упражнений. К счастью, живая изгородь оказалась неширокой, всего метра полтора.

Они замерли у ее подножия, оба — в черных плащах, с лицами, вымазанными сажей. Отсюда был виден фасад дворца, трехэтажного здания с террасой, на которую вела лестница, скупо освещенная парой факелов. Еще два горели в середине портика, что вел к дому, и Одинцов подумал, что умыкнуть щедрейшего нужно у предпоследней пары колонн. Последние прикроют его со стороны здания, если оттуда кто-то наблюдает за двором, хотя это было сомнительно, — охрана, скорее всего, стояла по другую сторону дверей. Он еще раз оглядел темную лужайку, лестницу, портик, террасу, колючие кусты напротив и, не обнаружив ничего подозрительного, толкнул Чоса в бок. Друг за другом слуга и господин скользнули вдоль живой изгороди к портику и спрятались за колонной.

— Как я его схвачу, не зевай, — напомнил Одинцов.

— Само собой, хозяин. Столько трудов, клянусь милостью Айдена! Нельзя, чтоб они пошли прахом.

— Пойдешь к дому, чуть приволакивай левую ногу.

— Знаю! Я уж на него нагляделся! — Чос оправил плащ — точно такой, как у щедрейшего — и набросил на голову капюшон.

— Если охрана что-то заподозрит и окликнет, обернись и махни рукой… этак повелительно…