Прошагав часа три, мы заметили, что мрак, окружавший нас всю дорогу, потихоньку отступает. Впереди показалась Таганская. Что-то квадратное стояло напротив платформы и, занимая почти весь тоннель, загораживало дорогу. Подойдя ближе, мы поняли, что это вагоны.
— Стой! Кто идёт? — раздался оклик с платформы.
Мы остановились и посмотрели наверх. На самом краю стояли трое вооружённых людей с серой форме. Разузнав, кто мы, откуда и с какой целью прибыли к ним, караульные помогли нам подняться. Потом забрали оружие, и повели к начальнику станции (тот жил в штабной палатке на противоположном конце платформы).
Таганская (кольцевая), по сравнению с Курской, казалась совсем не большой станцией. Хоть на ней и преобладал белый цвет, светлой её назвать было никак нельзя. Наверно из-за огромного количества палаток и толстых колонн, наличие коих свидетельствовало о плохой геологии станции. Колонны были украшены светлой, местами позолоченной, лепниной с лазурными вставками, а проходы между ними закрыты брезентовыми «простынями». От ветра, как пояснили караульные. Вообще, складывалось впечатление, что станцией управляет кто-то очень хозяйственный и домовитый.
У штаба было полно народу. Начальник станции, человек не высокий, лет тридцати, с животиком, расхаживал вдоль палатки и, полушутя, отчитывал подчинённых. Те, в свою очередь, приняв виноватый вид, опустили головы и задумчиво смотрели в пол.
Нам приказали остановиться. Один из конвойных отделился от группы и направился к палатке с докладом.
— Рома, Рома — Вовка дёргал меня за рукав. — Смотри… старшина!
Я вгляделся и не поверил глазам. Перед нами стоял бывший старшина нашей роты, прапорщик Гераськин. Только совсем лысый. Сколько я себя помнил, старшина всё время носил бакенбарды. Тевтон даже шутил на эту тему. Говорил, что если Гераськина покрасить в рыжий, получится настоящий Роман Трахтенберг (какой-то известный телеведущий). Мне же своей внешностью и манерами старшина часто напоминал поросёнка. В части он заведовал нашей каптёркой и снабжал роту всем необходимым: мылом, полотенцами, работой. А теперь он — начальник Таганской (кольцевой).
Прапорщик, видимо, тоже не ожидал нас встретить. Но очень обрадовался. Спросил откуда мы и даже пожал руку. Сказал, что часто нас вспоминал, что мы — настоящие бойцы и, если бы в его группу (тогда, в части) определили нас, а не этих четырнадцать раздолбаев… так он и сказал… то он бы горы мог свернуть.
— Они даже палатки поставить не могли, представляете — распространялся старшина, в сердцах.
Тут мы вспомнили себя. Лёша даже покраснел от неудобства. А старшина продолжал. Он говорил, что долго промучился с обустройством станции. Спрашивал, видели ли мы вагоны, у самой платформы. Когда мы ответили, что да, он рассказал историю об их появлении здесь, на станции.
Сразу после атаки места на платформе катастрофически не хватало. Люди просто на ней не помещались. А тут выясняется, что в тоннелях, по направлению к Павелецкой, стоят два бесхозных поезда. Только место зря занимают. Тогда-то прапорщик и решил вытянуть их прямо к платформе. Сказано, сделано. Собрал народ, выдал колья, верёвки и выполнил намеченное. Потом оборудовал вагоны под жилые помещения и поселил людей. Благодаря этому жилая площадь Таганской увеличилась почти на треть и проблема с перенаселённостью станции пропала.
Ещё Гераськин пытался наладить контакты со смежными станциями: Марксистской и Таганской (радиальной). Заключить, так сказать, некий союз. Однако из-за непонимания друг другом сторон ничего у него не вышло.
— Я им одно говорю, они мне — другое. Я им — одно, они мне — совершенно другое — жаловался на смежников старшина.
Наступило время ужина. Прапорщик распорядился выдать каждому из нас по сухому пайку. Откуда они у него — он не говорил. И пока мы разогревали кашу (таблетки сухого спирта находились в каждой коробке) и открывали банки с тушёнкой, Гераськин сказал, что сейчас в Москве зима и лежит снег.
— Товарищ прапорщик, какой снег? Когда из части выезжали, лето только кончалось — в глазах Тевтона читалось недоумение.
Прапорщик лишь улыбнулся, а затем поведал нам о недавних пробных вылазках в город.
Недалеко от Таганской находился главный телеграф. Попыток добраться до него было несколько. Но ни одна не увенчалось успехом. Сверху была слишком сильная радиация и многие, вернувшиеся обратно, умерли. Остальные мучились от высокой температуры, ломоты в костях и тошноты. Поэтому планы по освоению наружного пространства пришлось пока отложить до уменьшения радиационного фона.
Читать дальше