Михаил Михеев - Конец операции переход

— Так будет с каждым, кто посмеет спереть что-то, принадлежащее нам. И с тем, кто нам угрожать посмеет, тоже.

Вместо ответа охранники бросились на него. Без сомнения, они были крепкими парнями, кое что смыслившими в драке, но сейчас они нарвались на того, кто был им не по зубам — до того, как попасть на «Громобой», Волков служил в разведроте морской пехоты и то, чему его учили, забывать пока еще не собирался. Поэтому двое из нападавших сразу отлетели назад, прямо на соседние столики, где, не растерявшись, их приняли в кулаки сидящие там блатные. Еще одного Волков перебросил через себя, крепко приложив головой об пол. Остальных уработали его товарищи, вовремя повскакавшие со своих мест.

На помощь павшим «героям» поспешили их товарищи со всех концов зала, но их постигла та же участь. При этом перевернулись прямо на посетителей еще несколько столов и через какую-то минуту в зале началась всеобщая потасовка. С треском ломалась мебель, летали по воздуху тарелки, визжали женщины, а виновники всего этого не слишком торопясь покинули зал через громадное, во всю стену, окно, предварительно выбив стекло каким-то не в меру решительным блатным, попробовавшим почесать о них кулаки.

Решив, что с «Казбека» на сегодня достаточно, они двинулись обратно в порт, но по дороге Малинин сумел их убедить, что длительное воздержание, сопутствующее дальнему походу, может вредно сказаться на здоровье, и потому пришлось сделать еще одну непредвиденную остановку — на сей раз в публичном доме. Там побыли часа полтора и ушли не заплатив, благо вышибал вырубили еще когда заходили. Больше приключений по пути не было и в порт прибыли благополучно.

Катер исправно ждал их у причала, мягко покачиваясь и демонстрируя всему порту довольно бездарно намалеванную на корпусе эмблему — карточную колоду с пиковым тузом сверху. Эмблему придумал и нарисовал все тот же неугомонный Малинин, решивший однажды с похмелья, что грешно такому кораблю, как «Громобой», не иметь своего фирменного знака. Остальной экипаж был в тот момент не в лучшем состоянии, поэтому идею одобрили — лишь бы отвязался побыстрее. К счастью, было это недавно и пиковый туз не успел еще примелькаться в этих водах, а то пришлось бы соскребать перед каждым визитом.

— Ну что, кому вести катер? — спросил Сенюков.

— А кто меньше всех принял, тому и карты в руки, — ответил Васильев.

— Так поровну же наливали, — робко заметил Сомов.

— Все верно, но ты, Ильич, тяжелее всех, а значит, на единицу массы…

— Ну вот, как морды бить, так Степан, а как развозить всех, так Ильич, — обиженно прогудел великан.

— Ладно, я поведу, — заявил Малинин, — только если что — не взыщите.

— Решено, — подвел итог адмирал, — поехали.

Малинин напялил на голову шлем управления, надел электронные перчатки и включил двигатель. Обычно такими катерами управляли втроем — один пилотировал, второй был у двигателей, а третий — у пульта управления огнем, управляя при необходимости четыремя огневыми башнями со спаренными тридцати семи миллиметровыми пушками, две из которых были расположены на носу, а две по бортам, чуть выше. При атаке все башни могли вести огонь прямо по курсу, при отступлении две бортовые башни прикрывали катер сзади. Кроме того, на катере были четыре противокорабельные ракетные установки, по две с каждого борта.

Сейчас, надев шлем и перчатки и задействовав тем самым уникальное, как и все на «Громобое», оборудование, Малинин переключал на себя одного все управление катером, связываясь напрямую с бортовым компьютером и становясь как бы его частью. Он действительно сравнительно мало пьянел, поэтому, подняв катер на воздушной подушке, достаточно легко вывел его из порта и привел на базу, лишь один раз едва не выскочив по дороге на берег. Лихо подрулив к «Громобою», он подал сигнал компьютеру субмарины, и в борту корабля, чуть позади третьей башни, поднялся громадный люк, впуская катер в ангар. Едва не зацепившись бортом, катер мягко вошел внутрь и люк закрылся, наглухо отрезав их от внешнего мира.

Как оказалось, торопились они зря — Вицкевич, конечно, прибыл вовремя, минута в минуту, наверное, служба вместе в Гараниным приучила его к так не свойственной крупным ученым точности, а вот генерал со своей охраной задержался изрядно. Почему, правда, никто выяснять не стал — субординация не позволяла, да и, по большому счету, не интересовало это никого.

В результате, в море вышли с опозданием на сутки, ранним утром, когда на сопках еще стелился туман и солнце только-только показалось из за моря. Не было оркестра, не было торжественных речей, лишь тяжко взревел на прощание ревун «Громобоя», тускло блеснул мокрый пиковый туз на рубке, и последний корабль Российского флота вышел в море, навстречу неведомому…