Дмитрий Дашко - Подземка

Похоже, я мог застрять тут до конца моих дней.

Жаль, что работа не волк, и в лес не убежит, а то б и в самом деле послал бы её куда подальше. Часа за три утомительной пахоты я так навкалывался, что с трудом волочил ноги. Тяжеленные носилки оттягивали руки, дико болела спина, голова начинала кружиться.

В этот момент охранники объявили перекур и раздали по банке тушенки на троих.

— Жрите, братцы кролики, и отдыхайте. Через сорок минут продолжим.

Работяги увлечённо заскребли ложками, передавали банки по кругу. Я был последним в нашей троице и не удивился, когда обнаружил, что мои товарищи по несчастью практически ничего мне не оставили. Похоже, здесь каждый сам за себя.

— Благодарю за щедрое угощение, — с укоризной произнёс я, но меня не слушали.

Никому моя личность не была интересна. Я даже удивился. Обычно новый человек всегда был окружён повышенным вниманием на любой станции. Все норовили расспросить его, узнать новости, сплетни, может, услышать что о потерявшихся родственниках. Но аборигенам было не до меня. То ли народ подобрался равнодушный, то ли других забот хватало. Никто даже не спросил, как меня зовут. Ладно, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Кроме того, не больно и хочется разговоры разговаривать. Устал так, что язык на плече.

Мужики устроились кто где, закурили. Я сел на перевёрнутое вверх дном ведро, прислушался к начавшемуся разговору.

Темы были обычными, бытовыми. Все дружно обругали главу администрации, перечислили перенёсённые по его милости обиды, добрались до начальничков рангом поменьше и перемыли им кости. По всему выходило, что на станции дурак сидит на дураке и дураком погоняет. Потом русло беседы перекинулось на женщин. Дружнее всего обсуждалась какая-то Зинка, у которой было за что подержаться (титьки — во! корма — вот такая!), но она, курва, блюла себя и лапать никому не позволяла. Мужиков это и оскорбляло, и одновременно приводило в восторг.

А затем как-то самом собой в ход пошли разного рода байки, страшилки, за истинность которых никто не мог положиться, но, тем не менее, рассказывали их с таким придыханием, будто это и есть самая взаправдашняя быль.

— Много под землёй всего странного, загадочного, — говорил, прищурив левый глаз, Егорыч — мужичонка в заломленном на бок чёрном, испачканном в саже треухе. — Вроде не первый годок мы тут, пообжились уже, пообтёрлись, но половины всех тайн так и не разузнали. — Взять, к примеру, Путевого Обходчика. Мне знакомый с Двенадцатки баял, что видели они у себя на станции призрак в виде престранного человека в старинной форме железнодорожника. Ходит он по туннелям, молоточком постукивает, с фонарём рельсы осматривает и всё матом ругается. Дескать, довели метро до совершеннейшего безобразия. Работать никто не хочет, порядок не наводит. «Сталина, — грит, — на вас нет! Уж он бы вам показал» И всё к тому выходит, что родом этот фрукт ещё со времён начала советской власти, чуть ли не с первых пятилеток. Пытались разговорить его, а он на вопросы не отвечает, знай бубнит под нос своё что-то.

— А ещё говорят, что Обходчик этот иной раз и помочь можёт, — вдруг вступил в беседу мой напарник, тип с которым мы таскали носилки.

— Это как? — заинтересовался Егорыч.

— Я, конечно, за всю правду поручиться не могу, но ежели кто-то Обходчику по какой-то необъяснимой причине приглянется, так он может любимца своего из затруднительного положения выручить. Слышал, что одного солдата, которого чуть было не засыпало в туннеле аккурат после бомбёжки, Обходчик этот тайными путями на станцию к людям вывел.

— И плату никакую не потребовал?

— Не-а, ничего не попросил. Да и что с солдата возьмёшь-то?!

— Брешут, скорей всего, — решил Егорыч. — Вся эта потусторонняя братия на нас с вами ноль внимания, фунт презрения. Мы для них тля. Плюнуть и растереть. Зачем им с нами вошкаться?

— Мало ли, — неопределённо пожал плечами мой напарник. — Тем не менее, о спасенном солдате многие болтают. Я не раз и не два слышал.

— Не раз и не два! — передразнил Егорыч. — Один дурак сказал, второй подхватил и понеслось.

— За что купил, за то и продаю, — напарник заткнулся и больше в разговор не встревал.

От рассказа Егорыча у меня почему-то мороз пошёл по коже. Ужас как не люблю всякую потустороннюю нечисть. Тем более, мне и самому было что вспомнить. Загадочная история случилась со мной ещё в первый год пребывания под землёй.

Я был тогда по всем меркам сопляком, в поисковые партии меня не снаряжали, но определённым доверием я пользовался: во всяком случае, охранять второстепенные посты уже ставили. Сейчас смешно вспоминать, но тогда меня аж распирало от важности. Я был самым младшим в наряде, ровесники о такой чести не могли и мечтать.