Лин Картер - Поиски Каджи

Арабалак подался вперед. Глаза его сверкали в свете свечей.

— Кто оскорбил тебя? Скажи, призрак! Кто ты такой, и кто тот человек, который совершил зло по отношению к тому, кто умер много поколений назад?

Призрак распрямил руки. Одна рука метнулась вперед, скользнув через облако дыма курительниц. Тощей, как голая кость, была эта рука, и сгнившие куски савана посыпались с рукава.

Костлявый палец призрака нацелился прямо на Пророка в Маске. Шамад сидел прямо. Он не мог двинуться, словно мертвец заморозил его. Руками в перчатках он так крепко сжал подлокотники кресла, что казалось, камень вот-вот треснет.

Голос призрака поднялся до неземного визга, переполненного яростью и ненавистью. Глаза его уставились на Пророка.

— Этот человек украл мое имя… — прокричал призрак. — Потому что я — Пророк в Маске из Камон-Фаа, умерший тысячу лет назад!

Шамад вскочил на ноги, а за спиной у него появилась огромная синяя чешуйчатая фигура его чудовищного оруженосца. Змеиные глаза твари сверкали с холодной злобой.

На возвышении без движения застыл Джа Чэнс. Его румяное лицо, с избытком покрытое косметикой, превратилось в удивленную маску.

После слов призрака в зале повисла напряженная тишина. Но, вскочив на ноги, Шамад словно разрушил чары, которые сдерживали варварское собрание. Все разом заревели от ярости. С грохотом рухнули столы, со звоном мечи вылетели из ножен. В криках людей слышалась жажда крови.

Своим невольным рывком Шамад как бы признал истинность обвинения, которое бросил ему через весь зал мертвец.

Если бы он остался спокоен… Если бы он рассмеялся в ответ… Возможно, он убедил бы в лживости этого обвинения предводителей орды. Но то, как поспешно вскочил он со своего места, выдало его с головой. В один миг орда осознала, как сильно их обманули. Несмотря на внешний лоск цивилизации, воины взревели, возжелав крови самозванца. И в один миг они устремились к обманщику. Вино полилось на пол, образуя на каменном полу лужи, напоминающие алую кровь. Тарелки дымящегося мяса тоже полетели на пол, и разъяренные, ослепленные примитивной яростью воины растоптали пищу.

Джа Чэнс, восседавший на возвышении Трона Солнца, по-прежнему не проронил ни слова и не пошевелился. Его лицо оставалось застывшей маской, но маленькие свинячьи глазки уставились на Шамада. Во взгляде правителя читалось изумление и… облегчение.

Все случилось точно так, как предсказывал Каджи. Ни один правитель не хотел отдавать свою власть другому. Пусть даже это самый святой жрец или пророк.

В холодных маленьких глазках Джа Чэнса читалось удовлетворение, когда он следил за падением того, кто претендовал на то, чтобы называться Пророком в Маске из Камон-Фаа.

Что же касается Каджи, то юноша был готов к моменту своего триумфа. Когда первые из разъяренных всадников еще только поднимались к креслу, возле которого стоял фальшивый пророк, гибкий Красный Ястреб из кочевников Чаууима Козанга вырвался вперед. Из-за пазухи туники он выхватил топор своего предка, высоко занеся его над головой.

В свете тысячи свечей Топор Фом-Pa сверкал так ярко, словно был крошечным кусочком солнца.

И из всех собравшихся в зале только Пророк узнал его.

Возвышение, на котором находилось кресло Пророка, было достаточно высоким, хотя и не таким, как Трон Солнца. Шесть огромных ступеней вели на площадку, где лицом к яростной, завывающей, жаждущей кровавой мести толпе застыли Шамад и Замог.

Каджи первым добрался до основания возвышения и, бросившись наверх, издал победный крик.

Из всех присутствующих в зале только Шамад знал боевой крик воинов Чаууима Козанга.

В один миг Шамад понял, как был обманут и чья месть обрушилась на него. Он, без сомнения, даже не слышал имя Каджи, Красного Ястреба, но бледные, правильные черты юноши, его светлые волосы, яростное торжество сказали Шамаду все, о чем, услышав боевой клич, он мог лишь догадываться.

Они сказали ему о том, что месть кочевников Козанга может достать его на другом краю мира. В одно мгновение Шамад понял, что все, что говорят о мстительности кочевников, — правда. Он как завороженный смотрел на приближающегося Каджи и видел, как священный Топор сверкает в дымном воздухе, целясь ему в горло.

Однако самозванец Шамад прошел хорошую школу. Те, кто часто использует свой разум… для лжи, жульничества, изобретения всевозможных хитростей, легко принимают любой поворот судьбы, иначе им не выжить. А Шамад выходил из ловушек почище этой. Ведь он выбрался из цитадели, захваченной его врагами, из золотого Кхора, избежав клинков убийц, внимательных взоров часовых и вооруженной орды, которая готова была разорвать его на части. Он исчез, когда все решили, что он — мертв.