Ярослав Веров Игорь Минаков ОПЕРАЦИЯ «ВИРУС»

Нет, без углубленного изучения этого зверя нам не обойтись. И лучше - на примерах.

Вот знаменитая тетралогия Симмонса «Гиперион». ФД этого текста формулируется следующим образом. Человечество по мере своей эволюции восходит (по Пьеру Тейяру де Шардену) к точке «Омега» - Богочеловечеству. Однако туда же эволюционирует и созданный людьми техноразум. Но «герой должен быть один»: в далеком будущем Технобог начинает непримиримую войну на уничтожение. Цель войны - произвести такие изменения в прошлом, чтобы возникновение Омеги людей стало невозможным. Сложно, не так ли? «Литературная» же идея как раз проста: техноразум обречен на поражение, но не потому, что слабее интеллектом (возможно, как раз - сильнее), но потому, что у людей есть такие качества, как способность любить, страдать и сопереживать, а у машины - нет.

Фантдопущение «Гипериона» является мирообразующим: без него мир, созданный фантастом, неосуществим. Оно является и сюжетообразующим: при его изъятии большинство сюжетных коллизий просто невозможны. Но самое интересное даже не это.

Способен ли читатель «расшифровать» ФД по прочтении первого тома? Ни в малейшей степени. Второго? Кое-какие намеки даны, но их мало. Пасьянс складывается лишь в заключительной, четвертой книге. Там же и раскрываются «ложные ходы» (например, Земля оказывается не уничтоженной техноразумом, но спасенной Человекобогом). Отсюда следует важнейший вывод: ФД обладает сюжетной самостоятельностью. То есть это не только «шампур», на который нанизаны, как шашлык, мир, сюжет и прочее, но - само по себе сюжет, со своей логикой развития, с интригой и постепенным раскрытием перед читателем. То есть ФД имеет самостоятельную художественную ценность. При этом сама идея романа - в обычном смысле - также не может быть реализована вне данного фантдопущения. Повторим еще раз.

1. ФД образует фантастический мир.

2. ФД структурирует сюжет.

3. ФД несет важнейшую художественную нагрузку: на нем покоятся две части знаменитой «триады» - тайна и чудо (а достоверность, казалось бы, уже дело мастерства писателя; но и здесь, как выяснится позже, без ФД никуда).

4. Изъятие ФД из текста либо делает самое существование данного текста невозможным, либо, в некоторых случаях, о которых чуть ниже, - выводит текст из области фантастики.

Таким образом, именно наличие/отсутствие ФД является тем водоразделом, который отделяет фантастику от «просто» литературы, но использующей «элементы необычайного». И то сказать, ну не относят поклонники жанра к фантастике ни гоголевский «Нос», ни «Приключения Пиноккио». И в этом с ними, как ни странно, солидарны литературоведы.

Еще пример, «из наших». В блестящей повести Любови и Евгения Лукиных «Сталь разящая» главное ФД (пресловутая разящая сталь) долгое время оказывается тайной не только и не столько для читателя (проницательный читатель все-таки может догадаться, в чем там дело), но и для главного героя. Поведение ГГ полностью обусловлено этим незнанием, а в дальнейшем - когда тайна раскрыта - наоборот, знанием. И на этом вот незнании, а затем знании и построен главный конфликт. Исчезновение из текста ФД уничтожает все: и сюжет, и интригу, и этическую проблематику. Вернее, проблематику еще можно как-то реализовать в реалистических декорациях, но в том-то и фокус, что это будет уже не фантастика.

Теперь пример неочевидный, из области сатирической (юмористической) фантастики.

В цикле Генри Каттнера о Хогбенах полноценное фантастическое допущение имеется: Хогбены - мутанты, выходцы из Атлантиды, погибшей в результате игр с радиоактивными элементами. Причем в лучших традициях жанра читатель узнает об этом далеко не из первой же новеллы. Казалось бы, здесь-то наш мысленный эксперимент уж точно будет успешен: вырежем ФД из текста, пусть Хогбены будут вот такие - без всяких объяснений, от фонаря. Ну, чудо оно чудо и есть, и все тут. И никуда сатирический запал, гротеск и юмор не исчезнут. Не так ли?

Верно, не исчезнут. Да только фокус в том, что текст сей ни малейшего отношения к фантастике уже иметь не будет! И поклонник жанра разочарованно вздохнет, откладывая книжку: «Ну вот, прикольно, конечно, но снова какая-то сказочка». Ибо фэн - это человек, который не утратил способности удивляться - в хорошем смысле этого слова, - сколько б ему ни было лет. «Удиви меня!» - словно говорит он фантасту. И уж если тот не удивляет... Каттнер, вероятно, понимал это вполне отчетливо.