Крис Иванов - Все будет хорошо...

Еще сто пятьдесят, только уже вниз, сжимая судорожно в руках ящик, мгновенно ставший скользким и мокрым, норовящий выскользнуть из пальцев и ухнуть в темноту под ногами.

Шестьдесят, шестьдесят один.… Когда же они закончатся? Сил больше нет совсем. Я прислонился головой к скобе и поставил ящик чуть ниже. Так руки имеют шансы немного отдохнуть. Только ноша сзади все равно тянет вниз. Как не отдыхай.… Где же Серега блин…

— Отдыхаешь? — его голос послышался снизу — Давай патрончики, подмогу.

Я с благодарностью отдал ящик и продолжил свой нелегкий путь вниз. Наконец внизу послышался приглушенный скулеж, и я понял, что осталось немного.

— Перекур. — Я устало привалился к бетонной стене и вытащил пачку. Она оказалась насквозь промокшей. — Твою мать….

Серега, немного передохнув, уже таскал вещи между пластинами фильтров вглубь туннеля. Серые пластины угольных фильтров местами осыпались и создавали меленькие островки угольной пыли на поверхности воды.

— Там сухо — он забрал у меня с плеч ящик и добавил — И прохладно. Герма открыта, там слышно, как вентиляторы работают. И воздухом тянет.

Действительно, за рядами пластин оказалась площадка чуть повыше, куда вода уже не доставала. Разгоряченное лицо тут же остудил поток прохладно воздуха. Рай.

Я достал нераспечатанную пачку и со вкусом затянулся. Подошел к собаке и стащил с нее маску. Серега тут же протянул бутылку с водой. Я, молча, покачал головой и кивнул в сторону собаки. Серега вылил полбутылки в обрезанную тару. Видать очень хотела она пить, раз накинулась на импровизированную поилку, забранную нами с подвала, и стала, расплескивая, жадно лакать воду.

— Давай сейчас десять минут отдыха, потом попрем дальше, — мой голос звучал хрипло в туннеле.

— Я схожу, посмотрю, командир, — он впервые так меня назвал, но чувствовалось что это скорее не от иронии, а от уважения. Мы много уже с ним пережили на двоих.

Он исчез в пучке света за гермодверью. Через некоторое время шум вентилятора стих и поток воздуха ощутимо ослаб.

— Я отключил вентиляторы, хорошо, что там с двух сторон выключатели. Так бы нам не попасть ни за что внутрь. Они ростом с человека и скорость офигенная. Чуть не засосало нафиг. — он с явным облегчением рассмеялся. — Там кстати, вторая система фильтров.

Я поднялся, с трудом сдержав стон, спина нестерпимо болела. Но вида не показал и принялся натягивать на себя бронежилет. После отдыха он показался мне тяжелее килограмм на десять.

Маску в рюкзак, его на плечо. «Грозу» в руку и вперед. За орденами, блин. Преодолев лопасти вентилятора, я включил их повторно — пусть фильтрует. За фильтрами через метров пятнадцать оказалась довольно просторная комната, выложенная кафелем из которой выходило три двери. Подергав поочередно их за ручки, мы убедились, что за двумя из них скрываются небольшие комнатки три на пять метров, видимо для обслуживающих вентиляторы и фильтра монтеров, так как в них хранились запасные угольные пластины и куча всяких железок. Третья дверь не открывалась. Точнее на ней был затвор, как на подлодках, в виде колеса. При первой же попытке оно довольно легко подалось. Мы его решили пока не открывать. Нужно было подкрепится и отдохнуть, так идти на станцию лучше ночью, когда измученные ожиданием спасения люди попавшие внутрь, забудутся тяжелым сном.

В одной из комнат, как ни странно, оказалась целая лампочка и, о счастье, она загорелась ровным тусклым светом. Дверь на всякий случай подперли стальной лопастью от вентилятора. Наскоро развели костер и поели. На часах было три часа дня.

— Все. Спим до полуночи, потом едим и последний рывок, — я с наслаждением сделал глоток водки, припасенной Серегой. Закурил, выпуская дым в потолок. — Скоро конец.

Если б я тогда знал, как далеко еще до конца…

Подземелье… Они всегда навевали на людей ужас, страх. Для людей обыденно ходить по твердой земле с ясным небом над головой, а не ползать под толщей земли, рискуя в любую минуту быть заваленным камнями и породой. Наверное, этот страх пришел к нам с тяжелой историей народа, когда в застенках и подземельях, в бункерах и казематах, можно было так же легко пропасть, как и сейчас, погибнуть от радиации на поверхности. Этот страх впитался с молоком матери, с настороженными взглядами людей в форме, с самим укладом жизни нашей необъятной Родины. Вот и сейчас, когда все заперты под землей, без надежды выйти на поверхность в течении как минимум полсотни лет, люди наверняка испытывают безотчетный ужас, панику, которую не могут унять ни алкоголь на наркотики.