Алексей Ефимов - Макет мироздания

Ныне Файау превратилась в раскинувшуюся на десятки миллиардов световых лет сеть, сотканную мгновенной квантовой связью, но сеть очень редкую. Ее узлами были астроинженерные города — не-планеты, некогда построенные Мэйат и иными древними сверхрасами. Пока файа заселили их всего двенадцать, но лет через двести они займут их все — а Мэйат построили больше сотни таких сооружений. Скоро их сможет строить и Файау…

Анмай обнаружил, что жизнь на разных ее мирах тоже была разной. Были миры детски-беззаботные, как этот — который окружали девять планет-крепостей — и более суровые, чем его родной Уарк. Любой файа мог выбрать и мир, и культуру, по желанию. Наверно, поэтому путешествия по мирам Файау были самым любимым занятием их жителей. Никаких обязанностей перед обществом здесь не существовало и можно было провести всю жизнь в райском безделье. Но, к удивлению Вэру, таких бездельников было немного. Доступные для всех межзвездные полеты и поглощение новой информации, — ее в Файау накопилось почти неограниченное количество, просто не оставляли времени для скуки.

Анмай еще не бывал на других мирах Союза Файау, но обитатели ее Первого Мира походили на избалованных и любопытных детей. Все общественное устройство Союза напоминало ему огромный детский сад с интеллектронными системами в роли воспитателей. Впрочем, их опека была столь ненавязчива, что почти не ощущалась. Все знали, что неизбежно присоединятся к ним. Это было странное общество — сначала беззаботная райская жизнь в живом хрупком теле, потом — вечный труд в облике сверхразумных машин. Они делали здесь всю работу, всё, что составляет и поддерживает цивилизацию.

Посему, все жители Файау — те, кто еще обладал телом — проявляли редкое единодушие в своем отвращении к машинам-предкам. Они не то, чтобы ненавидели их, но избегали общаться. Зная, что неизбежно должны стать машинами, файа всячески избегали их. По крайней мере, это было понятно Вэру. Даже между звездами файа путешествовали только на космических кораблях, хотя мгновенная связь позволяла — по крайней мере, теоретически — передачу матриц личности в любое место, где есть квантовые приемники и восстанавливающие тело эмбрионаторы. Однако, то ли из-за опасности искажений, то ли по более серьезным причинам, но этот способ был запрещен еще более семисот лет назад. Анмай так и не смог толком выяснить, что послужило причиной запрета полетов-передач. Не их же общедоступность, в самом деле?

Культура файа тоже сильно изменилась. Объем ее стал так велик, что создать что-то новое было уже практически невозможно. К интеллектронным системам это не относилось, но созданные ими новые виды искусств для живых файа были недоступны. Они все превратились в ценителей прекрасного, но творчество, как таковое, среди них совершенно угасло — зачем трудиться, если, даже не особо напрягаясь, можно отыскать все, что ты пытаешься создать? Да и сама структура культуры претерпела радикальные изменения. Живопись, скульптура, архитектура просто вымерли. Книг никто не писал и не читал. Музыку машины наловчились сочинять лучше файа еще при первой жизни Вэру. Остались только фильмы и компьютерные игры — причем различались они только тем, что в ход фильмов нельзя было вмешиваться.

Анмай попытался прикинуть количество таких доступных для каждого продуктов — вышло более пятисот миллионов. Благодаря появлению устройств для передачи ощущений в любом из них можно было какое-то время вполне полноценно жить. Чувственная любовь почти вывелась — заниматься ей было так же глупо, как организовывать кустарное производство звездолетов. Анмай и Хьютай по мере сил избегали игрофильмов Файау — обнаружив, что большинство из них соответствуют бессмертной формуле «сделайте нам красиво». К виртуальному сексу Хьютай отнеслась с нескрываемым презрением (хотя и черпала в его тонкостях пищу для вдохновения), а сам Анмай просто не знал, что ему делать — смеяться или злится. Впрочем, гораздо больше его поразило, что он смог без особого труда влиться в общество, опередившее его на три с половиной тысячи лет. В этом было нечто пугающее.

Он быстро понял, что истинная Файау — не здесь. На этой райской планете был детский сад, заповедник для бездельников, музей старины — и не больше. Но включится в истинную жизнь своего мира Анмай просто не мог. Он злился, но отказаться от своего тела… Ведь он прожил едва седьмую часть возможного срока! А может, его удерживало воспоминание о его воскрешении, — точнее, о том, что ему предшествовало воскрешение Хьютай. Отчего-то машины не стали оживлять их вместе. Ей пришлось много хуже, чем ему — лишь надежда на его возвращение позволила ей выдержать эти двенадцать дней в чужом и непонятном мире. Хотя сейчас она сама рассказывала об этом со смехом, Анмай каждый раз сжимал зубы. Но все, что он мог сделать — попытаться понять этот странный, но, несомненно, лучший мир.