Наталья Игнатова: Последнее небо

— Здесь, — хмыкнул Зверь. И улыбнулся, включая в себе Лонга. — Гот, это Лонг, как слышишь?

— Слышу тебя хорошо. — Ага, судя по голосу, Лонгу майор рад куда больше, чем Пижону. С чего бы вдруг? Ладно, не стоит затягивать этот цирк, во избежание… чего? Да чего угодно. О чем там Гот? — …мы будем у вас через два часа. Модуль уже готовят к посадке…

«MAY DAY!…»

Она сама включилась, сама по себе включилась строка кодовой связи. И понеслось-побежало, белым по синему, каленым железом, огненными буквами в камне:

«MAY DAY! MAY DAY! MAY DAYMAYDAYMAYDAY-MAY…»

Зверь развернулся к Кингу, кулем лежащему возле платформы с Пижоном. Он видел

«MAY DAY»

прикушенные губы, капли пота на лбу, серебряные проблески седины в черных, жестких как проволока волосах.

«MAY DAY»

Богата на чудеса Цирцея. Нет, не Цирцея. Люди. Ох и подобралась же команда! Колдун с мертвыми головами, сумасшедший убийца, пилот, умеющий летать, а теперь еще и этот…

Губы против воли растягивались в улыбку. Радость. Необъяснимая и непонятная, светлая, как небо, радость от чуда, что рождалось на глазах. Как будто вновь танцует среди молний хмельной от радости болид. Как будто снова рвется вперед машина Гота, рвется, презрев законы мира, сквозь все границы, ломая все барьеры, — вперед!

Чтобы спасти.

Может быть, в этом и смысл? Может быть, именно так это и происходит? Для того чтобы перешагнуть барьер, нужно думать не о себе. Спасать — не себя. Другого. Зверь спасал свою машину. Гот — своего сержанта. А Кинг, громила Кинг, спасал тех, кто еще был жив.

И убивал Зверя.

— Я не собираюсь умирать. — Зверь перерезал горло Ворону, забрал жизнь, только сейчас поняв, как сильно проголодался. — Я выберусь… попробую выбраться…

Теперь Пуля. Мало. Как мало! Сколько жизней нужно, чтобы выжить?

— Если я смогу не умереть здесь, если смогу подчинить их всех…

Крутой. Они всегда были вместе, Крутой и Пуля. Так и умерли.

— . ..я вернусь на Землю сам. Живой.

— Если тебя убьют, я помогу тебе вернуться, — кивнул Демир, наблюдая за методичной работой Зверя.

Три посмертных дара. Теперь — Гад. Четыре. Мало… Трепло… Мало! Проклятие! Сколько их придет сюда? Сколько смертей явится по твою душу, Зверь?!

Он поднялся на ноги, удивленно отметив, что даже в горячке убийств не забыл надеть хирургические перчатки. Вот ведь великая сила привычки. Если бы не изгвазданная до полной потери товарного вида броня, можно было похвалить себя за чистоплотность.

— А этих? — Демир указал на Кинга, на Джокера, на Улу, мирно спящую в уголке. — Тебе не хватит пяти жизней.

— Мне и восьми не хватит, — буркнул Зверь. Он вытер окровавленный нож. Подобрал винтовку Гада и одним выстрелом разнес пульт связи. Сразу стало легче.

— Ты так и не понял. — В ровном, дружелюбном голосе Искусителя скользнули нотки раздражения. — Нельзя оставаться в коконе, Зверь. Нельзя всегда быть личинкой. Гусеницей, умеющей только ползать и жрать. Ты застыл между волком и человеком и боишься двинуться с места. Это смешно, неужели ты сам не видишь? Человек не убил бы вообще никого. Волк — зарезал бы всех. Ты останавливаешься на половине, но какой в этом смысл?! Сделай шаг вперед. Один шаг, волчонок.

Смысла и вправду не было. Если подумать. Но думать он устал, так же, как тремя днями раньше устал удивляться. Зверь не хотел убивать.

А вот это и вправду смешно.

Но, осознав свое нежелание, он обрадовался, настороженно, недоверчиво, боясь спугнуть… обрадовался. Нельзя убивать. Нельзя убивать Джокера, нельзя, ведь он сам, развяжи его сейчас, не станет убивать Зверя. Нельзя убивать Улу. Она сильная, ее жизни хватило бы надолго, но… нет, нельзя. Не хочется. А почему — не важно. Причины не важны. Важен результат. Нельзя убивать Кинга. Он сделал невозможное, этот поседевший великан, из-за него убьют Зверя, но и это не важно. Важно, что Кинг сумел, сумел научиться летать. По-своему. Наверное, он назовет это как-нибудь иначе.

Вернуться на Землю живым не получится. Значит, придется возвращаться мертвым. Страшно? Пускай. Главное сейчас не упустить, не потерять снова это странное, очень важное, не имеющее названия… Как это называется, когда не хочешь убивать тех, кто не хочет убить тебя?

— Мальчишка! — рыкнул Демир. — Глупец! Тебе не дано, не дано, понимаешь?! Ты выродок, Зверь, мутант, единственный из семьи, кто не умеет, не способен стать человеком. Ты лучший из них, ты — настоящий волк, так стань волком! Ну же, мальчик мой! Сделай это, и я уведу тебя отсюда, против правил, против законов уведу. Живым.