Владимир Ильин: Сеть для игрушек

В комнате находился еще один полицейский, только, в отличие от своих напарников, он был в штатском. Он-то и обводил мелом очертания предметов. Вещи были беспорядочно раскиданы по всей комнате, словно здесь недавно имел место классический, полномасштабный полтергейст, но лично меня больше всего заинтересовала одна штуковина. На письменном столе, рядышком со стареньким «пентиумом», красовался кухонный нож (мой нож), с лезвия которого капала тяжелая мутная кровь.

У самой двери по стене на уровне груди тянулась длинная грязно-алая полоса, и я сначала не понял, что это такое. Поймав мой взгляд, полицейский, изучавший стенной шкаф, поднялся с корточек и провел рукой вдоль стены, не касаясь ее. Он словно гладил ее. Тут до меня дошло: такой след мог оставить тот, кто пытался удержаться на ногах, опираясь окровавленной рукой на стену.

– Ну и наследил же этот тип ! – с непонятной интонацией проговорил полицейский, вертя ладонью перед своим лицом так, будто видел ее впервые. – А вообще-то жарковато здесь, правда ?

Я согласился, и он принялся расстегивать пуговицы на мундире. В свою очередь, я провел рукой по волосам. Они были мокрые, будто я только что вышел из душа.

– Пивка бы сейчас, – мечтательно произнес тот, который изображал из себя художника. – Пивко бы сейчас неплохо пошло, а, Тим ?

Тим немедленно согласился с коллегой, и некоторое время они, истекая слюной неудовлетворенной жажды, обсуждали недоступную им в данный момент возможность.

Я снова поглядел на красную лужу под ногами, потом осторожно переступил ее и подошел к окну. Там, снаружи, все было как всегда, но сейчас мне показалось, что знакомый, до чертиков надоевший пейзаж, единственной примечательной чертой которого была трансформаторная будка с крупной надписью на грязно-белой стене «Не влезай (неизвестный шутник коряво приписал сверху: „на жену“) – убьет!», таит в себе нечто зловеще-кладбищен-ское.

Разговор за моей спиной переходил уже на более горячительные напитки, нежели пиво.

– У меня такое ощущение, – жаловался полицейский с заботливым голосом своему напарнику, – что Фабиан разбавляет виски какой-то мочой.

– Сколько он с тебя берет? – деловито поинтересовался напарник.

– Семьдесят пять, но это – между нами…

– В этом-то все и дело, – сказал деловитый. – Я ему плачу по стольнику за порцию, зато качество, как говорится, переходит в количество!

В прихожей хлопнула дверь, и вскоре я услышал за спиной чей-то знакомый голос:

– Господин Любарский?

Я с неохотой оторвался от созерцания трансформаторной будки. Посередине комнаты торчал, засунув руки в карманы великолепного бархатного костюма и слегка покачиваясь с носка на пятку, высокий скелетообразный человек лет сорока. У него было желтоватое сухое лицо с мохнатыми бровями и большими ушами, усеянными крупными родинками. Под мышкой у человека был небрежно зажат довольно объемистый портфель. Мне не потребовалось напрягать свою память, чтобы узнать его. Это был не кто иной, как сам заместитель начальника полицейского управления Ген Куров.

В глазах его промелькнуло удивление.

– Рик? Черт возьми, а я и не знал, что это ты – Любарский!.. Вот ведь как бывает, – сказал он полицейским, которые застыли в скованных позах почтительного внимания начальству, – живешь с человеком в одном доме почти двадцать лет, а фамилии его и знать не знаешь!

Заботливый что-то неразборчиво промямлил, а деловитый торопливо, но явно не к месту вставил:

– Друзья познаются в беде, Ген Вениаминович! – Он произнес это так, будто эта затертая до дыр сентенция родилась в его мозгу после долгих бессонных ночей.

Куров не обратил внимания. Куров только крякнул и сказал:

– Ладно, переместитесь-ка, ребятки, пока на кухню. Осмотрите ее как следует на предмет улик.

Полицейские, заметно оживившись (видимо, упоминание о кухне вызвало у них какие-то совершенно определенные и приятные ассоциации), удалились.

Куров огляделся и подвинул к себе мой любимый стул на одной ножке с вращающимся сиденьем, на котором я, в минуты тяжких интеллектуальных усилий, любил изображать космонавта в центрифуге. Бухнув портфель на пол, себе под ноги, он взгромоздился на стул и сразу стал похож на завсегдатая бара в ожидании, пока бармен нальет ему традиционную порцию «на два пальца». Мне Куров предложил присесть на диван (я давно уже заметил, что следователи и прочие представители правосудия почему-то всегда предлагают своим собеседникам именно присесть, а не сесть, даже если по их собеседникам давно уже плачет, по меньшей мере, тюремная камера) . Я «присел» и подумал, что мне пора произнести сакраментальное «что здесь происходит?», но вовремя вспомнил, что в фильмах и книгах следователи в ответ обычно выдают нечто типа «вопросы здесь буду задавать я», и на всякий случай решил не следовать стереотипам.