О'Санчес - Что может быть круче своей дороги?

Говорят, полиция довольно успешно использует все способы внутреннего влияния на преступную среду, с тем, чтобы чужими руками вершить расправу и правосудие. Там и провокации в дело идут, и накачивание враждующих группировок взаимным компроматом, и агентурная работа, и подкуп, и... Но если правоохранительным органам можно проделывать такие вещи, то и мы, вольные детективные кланы, не чураемся этих и иных, не прописанных в уголовном и гражданском праве методов. А уж уголовникам и тем более в голову не придет разводить по углам законные и незаконные методы работы. У них свои резоны и кодексы, они ими руководствуются. Как цинически сказал один мой знакомый писатель: «Очень многих маньяков и извращенцев невозможно сходу отличить от нормальных людей, разве что по внешнему виду».

Вот так и методы воздействия на противника... Короче говоря, наши с отцом противники сумели натравить на охрану «Совы» столичных лягавых из отдела по борьбе с гангстеризмом. На ту ее часть разумеется, которая охраняла отца, входила в состав кортежа, следующего в сторону банка...

Когда прихватили кохеновских ребят — я не шибко-то и испугался: лишь бы меня отпустили, а чуял в себе свирепость и кураж таких энергий, что... Ствол при мне, всем все поотстреляю, а потом отсудим себе невиновность, в стране развитого капитала — это не проблема, тем паче, что пострадают прямые уголовники и это будет доказуемо...

Шиш с маслом! Только прижали наш «Меркурий» к бровке — а я за рулем сидел, как все мое сопротивление оказалось подавлено. С легкостью. Я свернул к обочине, чтобы не врезаться в корыто на колесах, специально для нас подставленное, выскакивать не спешу, опытный. А ствол мой, со снятым предохранителем, уже на колене лежит, я его, на всякий случай, чтобы не упал и не начал самопроизвольно стрелять, придерживаю пальцами правой руки... Они, конечно, выскочили, вчетвером, с пистолет-пулеметами, в масках, но тоже не сразу: для начала они позволили мне увидеть по дрожащему красному пятнышку — на моей груди и груди моего отца. Ну да, дело житейское и до дрожи знакомое: винтовки с лазерным прицелом. Это в обычае разборок бабилонского гангстерья, не знаю уж с каких пор так повелось, но значение его простое: «сразу убивать не хотим, хотя можем, есть возможность поговорить». Не знаю... не знаю... хватило бы у меня духу и сноровки нырнуть под зайчик и начать отстреливаться?.. Но уж отец — точно бы не сориентировался, он и зайчика-то, похоже, не понял, зачем тот и что в нем опасного. Поскольку интересовал их только отец — за него я в первую очередь и отвечаю. Пришлось сдаваться. А ведь будь у него бронированный мотор, или, хотя бы, сидел он как положено, на заднем сидении, а не рядом со мной... Но храбрость и трусость не легко отличить по сослагательным наклонениям, что было — то и факт. Р-раз — мотор с двух передних дверец открылся! Два — дерг отца из мотора, три — тык своим стволом мне в нос, — но сбоку, чтобы красного зайчика не спугнуть, четыре — хвать моего девятимиллиметрового «миротворца»...

— Выходи.

Вышел, меня тотчас двое мордоворотов за шиворот и бегом-бегом в другой мотор. Пользуются, мерзавцы, что у меня под каждый бок по стволу уперто, не хотят, видимо, боятся в рукопашную вступать. А боюсь попасть в перестрелку безоружным... Таковы бывают неравноправные консенсусы, и я их не люблю.

Повязки с нас сняли, отца увели в одну сторону, меня в другую. Мы с отцом не пытались обмениваться словами и взглядами, оба молчали, я — потому что всяким обстоятельствам учен, по опыту и в теории, а отец, вероятно, по наитию... Молодец. папа. Невелик козырь в сложившихся обстоятельствах, но мы с отцом его использовали. Почему правильнее молчать? Ну а что бы мы полезного могли сказать друг другу? Отличное от того, что мы уже двести раз перетирали предварительно? «Крепись, сынок!», или: «Удачи тебе, отец!»... Но зато по голосу, или по смыслу наши враги могут получить дополнительную информацию о своих жертвах, что вполне способно их усилить, а нас, и без того побежденных, еще более ослабить. Вот у меня к икре под брюками нож прикреплен, что мне — угрожать им, типа: щас достану, всех порежу? Нет, я лучше умолчу, а в нужный момент...

Нужный момент для ножа так и не наступил, потому что меня прислонили мордой и руками к стенке, двое из вооруженных оболтусов в масках обыскали и конфисковали трубку телефонную да ножичек со скромным пятнадцатисантиметровым лезвием... Хорошо хоть, не догадались отнять у меня брючный ремень, который тоже довольно хитрый ремешок: пряжка у него тяжелее обычной, «с наливом», а сам поясок — в один щелчок приобретает стойкость, становится похож на гибкий прочный хрящик с двухсотпятидесятиграммовой балдошкой на конце, — такой, знаете ли, салонный моргенштерн. Голову пробивает легко, не до зубов, правда, но и я не перфекционист: по мне — принял дулю, упал прочно — и ладно, и достаточно.