Виктория Шваб - Эта свирепая песня

Про предательство брата и про его смерть.

Он исповедался, а когда закончил говорить, то встал на колени, и Генри опустился рядом с ним. Они так и сидели на полу, прижавшись лбами друг к дружке.

Генри сообщил ему, что после звонка Августа случилась ссора. Лео ушел, бросив Флиннов справляться самим. Они не смогли его остановить.

Это был вынужден сделать Август.

– Я думал, что потерял тебя, – произнес отец.

«Ты прав», – едва не вырвалось у Августа, но он подумал и сказал:

– Я здесь. И мне очень жаль, что так получилось с Лео. И с Ильзой.

– Она будет в порядке, – произнесла Эмили, коснувшись плеча Августа.

Август вскинул голову.

– Что?!

Он задохнулся, сперва от надежды, а потом от страха, что он ослышался.

– Но Слоан…

Генри кивнул.

– Самого плохого удалось избежать, Август. Она выкарабкалась, но… в общем, Ильза жива. Вот что сейчас самое главное.

– Где она?

Август вскочил и бросился в спальню сестры.

Он рывком распахнул дверь – и Ильза была в комнате, стояла у окна и смотрела на закат. С кровати на Августа взирал Аллегро. Ильза была в майке с тонкими лямками, и Август прямо с порога увидел, что кожа ее чиста и тысячи звезд, превращавших ее в небо, исчезли.

– Ильза! – позвал он, задохнувшись от облегчения.

Она повернулась к нему, и Август обомлел: горло сестры опоясывал уродливый красный шрам.

Слоан сказал правду, хоть и не всю. Август не знал, как малхаи удалось ускользнуть, но был рад, что Лео успел проткнуть его железным прутом.

Несмотря на травму, при виде брата Ильза просияла. Она ничего не сказала, лишь подняла руку. Август кинулся к ней и крепко обнял. От Ильзы по-прежнему пахло мятой.

– Я думал, ты погибла, – выдохнул Август.

Сестра продолжала молчать.

Август отстранился и пытливо посмотрел на Ильзу. Как рассказать ей про Лео и не ранить ее чувства? Ильза оказалась первой из сунаи, а Лео – вторым, и даже если Лео не любил ее – и вообще никого, – она-то его любила.

– Наш брат… – начал Август, но Ильза приложила пальцы к его губам.

Наверное, она давно обо всем догадалась.

– Я испугался, – прошептал Август ей в ладонь. – Я потерял себя.

И не только. Он принял в себя душу другого сунаи. Она до сих пор жгла его, будто звезда.

– Почему так происходит?

Ильза печально покачала головой, мол, «иначе и не бывает».

Она слегка разомкнула губы, однако с них не сорвалось ни единого звука. Но ярко-голубые глаза Ильзы были красноречивее любых слов.

«Все в этом мире меняется, братик».

Ильза повернулась к окну, за которым был И-Сити и Линия, разделяющая город пополам. Ее пальцы водили по тонким трещинкам на стекле, и те начинали мерцать под ее прикосновениями. Ильза как будто извлекала из темноты сияющие точки. Август обнял сестру за плечи и стал смотреть, как она заполняет небо звездами.

Кейт ехала на запад.

Через красную, желтую и зеленую зоны, через Пустошь и города, лежащие за ней.

Машина достигла границы в сумерках. Кейт отдала документы пограничнику и подождала, пока он таращился то в паспорт, то на нее. Кейт заранее ко всему подготовилась: еще накануне она аккуратно содрала фотографию улыбающейся девочки с глянцевой страницы и наклеила на освободившееся место свой школьный снимок – его сделали то ли в Вайлд-Приоре, то ли в святой Агнессе, она уже не помнила. В паспорте почти все совпадало, только теперь звали ее Катериной Торрел. Это была девичья фамилия ее матери.

Кейт держала руки на руле, борясь с желанием барабанить пальцами, а пограничник возился с ее паспортом.

На пропускном пункте было еще три человека: один внизу и два на вышках, где виднелись пулеметы.

Отцовский пистолет был приклеен пластырем под водительским сиденьем. Кейт надеялась, что он ей не понадобится.

– Цель поездки? – спросил пограничник.

– Учеба, – ответила Кейт, пытаясь вспомнить название ближайшей школы-интерната, но пограничник не стал ничего уточнять.

– Вы в курсе, что эти документы не дают вам права уезжать и возвращаться, когда вам угодно?

Кейт кивнула.

– Угу. Но я и не собираюсь обратно.

Пограничник направился к низкому зданию, а Кейт запрокинула голову и прищурилась. Хоть бы ее пропустили! Глаза жгло от невыплаканных слез, длинные тени плясали в лучах закатного солнца. По радио передавали новости, и ведущие, мужчина и женщина, вещали о растущем напряжении между Харкером и Флинном. О беспорядках на протяжении всей Линии. О том, что Келлума не удается найти – а ведь только он мог бы прокомментировать происходящее.