Виктория Шваб - Эта свирепая песня

– Что ты де?… – возмутился Лео, но сунаи сжал его руку, и Лео не договорил.

Монстр наклонился и прошептал что-то Лео на ухо – на лице Лео отразилось потрясение, которое сменилось яростью и странной отрешенностью.

Глаза Лео стали абсолютно пустыми.

Внезапно что-то забурлило под кожей Лео: не черное, как у малхаи, и не красное, как у грешников. Кейт не смогла бы подобрать для этого правильные слова. То была тьма и свет, сияние и тень, звезды и полночь – и нечто совершенно иное – взрыв в замедленной съемке, трагедия, уродство и решимость. Оно растекалось по плоти Лео и вплеталось в дым монстра, очерчивая силуэт юноши, подобно молнии в бурю.

Вскоре все было кончено.

Ноги Лео подкосились. Сунаи опустился на землю рядом с ним: он все еще сжимал горло брата. Он так и стоял на коленях возле мертвого Лео, а тот превращался в каменное крошево, которое развеивал ветер.

Кейт посмотрела на свои ладони. Красноватый свет ее души мерцал на поверхности, однако он уже угасал и отступал в глубь ее тела – в безопасное и надежное укрытие.

Сунаи выпрямился, и останки Лео поблекли. Резкий взмах пылающих крыльев – и Лео безвозвратно обратился в ничто.

Сунаи поднял рогатую голову и взглянул на Кейт.

Он двинулся к ней, преодолев расстояние в два изящных прыжка.

Когда сунаи вновь воздел руку, Кейт зажмурилась, и ее запястья, на которых болтались наручники, опалило жаром. Кейт моргнула, открыла глаза и обнаружила, что металл почернел и рассыпался от прикосновения монстра.

Сунаи внимательно посмотрел на Кейт сверху вниз. Дым, из которого он был соткан, взвихрился – и монстр содрогнулся. Вдруг по его телу прошла животная судорога, затронувшая его крылья и рога, после чего тьма отступила, как волны во время отлива.

Кейт увидела черные кудри, гладкую кожу и серые глаза.

Август стоял босой и полуголый, грудь его вздымалась и опускалась. Раны и синяки исчезли. А еще пропали метки, обозначавшие дни, месяцы и годы. Несколько долгих мгновений лицо его оставалось столь же пустым и ничего не выражающим, как и у его покойного брата. Он недоуменно глядел на Кейт и вроде бы ее не узнавал. Как будто они не бежали вместе, не сражались вместе и чуть не умерли вместе.

Спустя, наверное, целую вечность. между бровями залегла морщинка. Намек на хмурый вид.

– Ты как? – спросил Август чужим голосом.

В его интонациях сквозило беспокойство.

Кейт пожала плечами и уставилась на свой изодранный, окровавленный свитер.

– Жива.

Август измученно улыбнулся.

– Ну, – произнес он, – для начала неплохо.

Ничего не изменилось.

И все изменилось.

Когда на горизонте зарделась заря, они пересекли поле. Кейт смотрела на далекий дом, а Август – на Кейт. Ее тень непрестанно танцевала за ней, тянулась к миру и подергивала его чувства, мягко, но настойчиво.

Август хотел утешить ее. И не мог. Мешала некая прореха, какая-то его часть, до которой он не мог дотянуться. Август твердил себе, что дело в усталости, в чувстве потери, в замешательстве. И надеялся, что это пройдет.

В доме все осталось по-прежнему.

Машины на подъездной дорожке. Распахнутая входная дверь. Труп в коридоре. Кейт нашла свою серебряную зажигалку, обошла труп и направилась на кухню. Август потопал в ванную, где на плиточном полу лежала его разбитая скрипка – гриф сломан, струны порваны. Август осторожно обогнул инструмент, подражая Кейт.

Он надел ботинки и посмотрел, как его пальцы завязали шнурки. Кожа его была ровной, без всяких отметин-черточек. Он задумчиво погладил свое запястье.

Четыреста двадцать четыре отметины исчезли.

Навсегда.

Август выпрямился, взгляд его переместился к зеркалу. Он вгляделся в свое лицо, пытаясь вспомнить, каким оно было накануне. Как выглядел тот парень, цепляющийся за свою раковину, изо всех сил старающийся не утратить самоконтроль? Ведь совсем недавно он был подростком с безумными лихорадочными глазами, с чувствами, обостренными до предела. Он шарахался от реальности, которая вечно ставила его в тупик.

Он старался вспомнить себя прежнего, но память превратилась в сновидение, и детали уже изглаживались.

– Август!

Он обернулся: Кейт стояла на пороге и смотрела на обломки скрипки.

– Ничего страшного, – произнес Август. – Это всего лишь дерево и струны.

Август хотел, чтобы фраза прозвучала успокаивающе, но его собственный голос показался ему неправильным. Слишком ровным. Как у Лео.