Дмитрий Силлов - Якудза

— Но это ж здесь так сразу нельзя, — продолжал задумчиво гудеть качок. — Братва ж разбор должна учинить. К тому же перо у того лоха больно на финку Афанасия похоже. А Афанасий…

— Слышь, ты! — включилась в разговор Александра, поднимая с пола «Узи» Афанасия и направляя его в живот качка. — Я те щас вместо твоей братвы разбор учиню. Легко и непринужденно. Хочешь узнать, на сколько отбрасывает?

Качок посмотрел на ствол автомата, потом на Александру, насупился и сказал:

— Не хочу.

— Ну, если не хочешь, — сказал Витек, — тогда давай их за руки-за ноги и понесли, куда у вас там положено. А, кстати, слушай, а как их отсюда выносить-то? Не через вестибюль же?

— Тут ход есть, — мрачно сказал качок. — Вон там кусок стены отодвигается. И коридор — прям к заводу выходит. А в лаборатории шлюз…

Александра метнула в качка рысий взгляд.

— С этого места поподробнее. Что ты там сказал про завод и лабораторию? — быстро спросила она…

Высоцкий негромко хрипел в наушниках плеера, даренного напоследок директором ресторана «Место встречи» Артаваздом перед выпиской из больницы.

Макаренко лежал на казенной кровати, закрыв глаза. Открывать их не хотелось в принципе. Откроешь — и вот тебе, пожалуйста, до тошноты знакомый вид — оконная рама в трещинах облупившейся краски, кривые сучья дерева неопределенной породы за окном, крашенная казенной зеленой краской стена и белая, скрипучая дверь. Ну, раз посмотрел — ладно, пережил. Ну два. Ну десять, наконец, хрен бы с той стеной и тем деревом. Но более — удручает. На волю хочется. На улицу. Прогуляться, морозного воздуха полной грудью хватануть, в общагу, штангу с гантелями потаскать, вечерком — на любимый диван к телевизору. На работу, наконец, будь она неладна. Хоть какое-то разнообразие. Врач вот сказал, на следующей неделе выписка. А раньше? А раньше никак не могу. Если осложнение — тогда снова к нам и на значительно дольше. Спасибо, доктор, утешили… Ладно, не впервой, полежим еще в нирване, дай бог здоровья Артавазду за подарок, а то б совсем кранты от пейзажа в стиле «белая палата, крашеная дверь».

— Макаренко, — прорвался сквозь рык барда звонкий голос.

— Ась?

Макаренко вынул один наушник и приоткрыл левый глаз.

— Через десять минут в процедурный.

— Слушаю и повинуюсь, прекрасная госпожа.

«Госпожа» звонко рассмеялась, захлопнула дверь и зацокала каблучками дальше вдоль по коридору.

А вот еще один повод для размышлений, на этот раз приятный до невозможности. Сегодня Аленка дежурит. Бесконечно милое существо, обладательница бездонных серых глаз и… гхм… рвущегося из-под белого халата умопомрачительного бюста. Ребенок еще совсем, а вот поди ж ты… Сразу и лица не рассмотришь, взгляд сам сползает на притягательные выпуклости. Эх, где мои семнадцать лет! А то бы…

«А то бы что? В принципе, еще не дед. Тридцать два — не возраст. Хотя… И чего ты добился в свои тридцать два, гражданин старший следователь? Что мы имеем конкретно на сегодняшний день? Малогабаритная двушка в общежитии недалече от сто первого километра, спасибо, что хоть внутри, а не снаружи. Хотя, разницы особой нет. Зарплата в сто баксов с прозрачным хвостиком. Воровать не научился, типа, честь офицера и все такое. В провинции, конечно, девчонки попроще, чем в столице, но ведь им тоже нормально пожить хочется. По улицам и здесь „мерины“ катаются, и, коли она не совсем крокодил, ей тоже хочется в тот „мерин“. И это понятно. Почему девчонкам мускулы нравятся?»

Он неосознанно напряг бицепс. Под тонким одеялом от плеча до локтя прокатился внушительный шар.

«Потому, что в пещерные времена, ежели самец был большой и мускулистый, значит, мог гарантированно и семью прокормить, и в рог двинуть любому лиходею, который ту семью обидеть попытается. И отложилось у тех девчонок на генетическом уровне: мускулы у мужика — это хорошо, это то, что надо. Так сказать, показатель социального статуса. А сейчас „мерин“ показатель социального статуса. Самец на „мерине“ и семью прокормит, и с лиходеями справится. И ему даже мускулы не обязательно. Его мышцы — это его бумажник. И выходит, что не те мышцы нарабатывал ты всю жизнь в спортзалах, гражданин старший следователь. И не видать тебе вот такой вот Аленки в своей двушке как своих милицейских ушей».