Владимир Лещенко - Полет Кондора

— К–каких еще артефактов? — В Кондоре на миг пробудился матерый вольный бродяга. — Кто их тут…

— А ты еще не понял? — Ухмылка была совсем уж презрительной. — Это не из нашей Зоны артефакты — оттуда. Так сказать, из–за грани нашего мира. Причем есть такие штучки… Так что, если что, денег хватит…

«Бред какой–то!» — про себя высказался Кондор, но сдержался.

— Впрочем, это не главное, — оборвала она себя, видимо, потеряв нить мысли. — А главное совсем другое. Прежде всего сообщаю тебе, Игорь, что я влезла в дело, из которого выхода нет. Вы в него, считай, влезли тоже — так уж получилось. Ну как, будешь ругаться? — прошипела она, сощурив свои изумрудные глаза. — Ну назови меня дурой, идиоткой, помешанной кретинкой! Предупреждаю: если струсишь, Игорек, считай, что меня для тебя нет. Нет и не было! И еще: даже если ты побежишь меня сдавать — все равно кому, — то проживешь ровно столько, сколько будешь им нужен. Тебя, бродяга, тоже касается.

Повисло молчание — спутник сталкера был явно огорошен всем услышанным, да и вообще тем, как повернулась ситуация.

Кондор тоже был в немалой растерянности. Но это не мешало ему анализировать обстановку. И прежде всего он явственно понимал, что девчонка слегка не в себе.

Или даже не «слегка». Так ведут себя новички, пытаясь бравадой, агрессией и напором скрыть страх и нервное напряжение. Ведь, похоже, ее серьезно прикрутило! Вероятно, она и в самом деле влезла в дела, откуда лишь два выхода — или к полной победе, или ногами вперед. Но с какой радости какое–то, пусть самое невероятное научное открытие может чем–то угрожать девушке? Коллеги из зависти придушат? Ишь, выдумала «эффектор» какой–то! Второй Монолит, мля! Эффектор–дефектор — это все пока вилами на воде… Может, оно и дохлой крысы не стоит! Но нужно держать ухо востро — дурная энергия в девке через край переливается, а самоконтроль ни к черту.

— Я тебя не сужу, Северина… — между тем тихо и отрывисто сообщил ей Муратов.

— Слава Богу! — обрадовалась девушка и заговорила быстро и зло, выплевывая слова ему в лицо: — А ты думал, я белая и пушистая? Белая и пушистая, да? Я ведь тебе не все рассказывала. Не рассказывала, что ехала в Зону заниматься наукой по рекомендации своего наставника и научного руководителя, а попала в самую настоящую банду, разве что вместо блатного жаргона использовали научный! Всего–навсего девушке нужны были деньги на лечение мамы — и добрый профессор Рогинский посочувствовал и нашел ей высокооплачиваемую работу! И почти что в первый же день меня приставили к делу!.. Ты представь, — тихо и зло сообщила она, — каково было девчонке двадцати двух неполных лет вскрывать живьем беременную самку бюрера? В нее воткнули полдюжины электродов в нервные центры и били током, чтобы она не могла применять телекинез. Она не кричала уже от боли, а просто смотрела на меня… Я потрошу ее, а она на меня смотрит…

Потом я обнаружила, что от страшных снов и вообще нервов отлично помогают морфины с нашего фармсклада… А потом Агдам вытаскивал меня из передозы и, сидя у моей постели, тихо и вежливо объяснял, что я или прекращу глупости и буду старательно заниматься тем делом, для которого меня наняли, или столь же старательно заниматься… — она сглотнула, — сексуальной релаксацией трудового коллектива. Он был вообще человек вежливый и интеллигентный — в свободное время дописывал докторскую по генетической морфологии. А потом я сама занималась сексуальной релаксацией — уже не помню, был ли хоть из команды один, с кем я не переспала? Один, впрочем, точно был — шеф: это противоречило его принципам — спать с подчиненной.

Кондор подумал, что Северина, пожалуй, и вправду дошла до предела, иначе вряд ли бы стала делать такие признания в присутствии жениха. И еще — что уж слишком девка чувствительная.

Как на его взгляд, бюрер — хоть беременный, хоть небеременный — создание вредное и подлежащее безусловному искоренению. И случись иначе — без всяких вопросов схарчила бы та бюрерша жалостливую красотку, а ее обглоданным дочиста черепом украсила свой дьявольский алтарь — так закончил свою жизнь не один вольный бродяга.

— Знаешь, — продолжила девушка, — когда Агдама с его дружками сожрала к чертям эта Зона, я не представляешь как была рада! Пусть я осталась без работы и почти без денег, пусть на хвосте у меня висели эсбэушники, но я чуть не пела от счастья! Да вот не сложилось — меня нашли господа, работавшие с Агдамом, и популярно объяснили, что такой ценный специалист и так много знающий о кое–каких делах просто не имеет права жить так, как вздумается! И он будет или жить так, как ему полагается, или вообще не будет… И мне пришлось вернуться. А смешнее всего было, когда я опять увидела Рогинского. Он даже и виду не подал, а вежливо осведомился, насколько приобретенный опыт поможет мне в защите диссертации и не обнаружила ли я чего интересного для науки? Мне хотелось выцарапать ему глаза с воплем «За сколько ты меня продал, старый козел??!» А я, представь, улыбнулась и поблагодарила за интересную денежную работу — я кое–чему научилась. Да, Рогинскому нужно было идти в политику — вполне бы мог стать президентом. Отморозок с ученой степенью! Агдам ему и в подметки не годился. Да, кстати, в группу Бэлческу я попала именно как шпионка Рогинского, — сообщила Северина как ни в чем не бывало. — Удивлен?