Вадим Кошелев - Каторга

Как долго мог разводить цветы отставной майор спецназа – сказать было сложно. Возможно пару – тройку лет, а возможно и до самой смерти, если, конечно, абстрагироваться от прошлой жизни, в которой он уже успел оставить след в виде довольно привлекательной дочки, вздумавшей разыскать своего папу. Причем, разыскать не для того, чтобы расплакаться и пустить слюни на широком плече найденного отца, а для того, чтобы высказать все, что наболело за двадцать шесть лет одинокой жизни человека, никогда не знавшего родительской ласки и поддержки.

– Ничтожество. – Такое емкое обращение услышал однажды в свой адрес копающийся в саду цветочник Билли из уст симпатичной молодой девушки, облаченной в незнакомую форму лейтенанта каких-то вооруженных сил. Услышал и не поверил своим ушам.

– Пардон, мадемуазель? – Бартон от неожиданности заговорил на французском, но потом все же одумался. – Извините, я не понял, что вы сказали.

– Да все ты прекрасно понял, старый похотливый козел. – Девушка скорчила презрительную гримасу и направилась прочь от изгороди, за которой пребывал в некой растерянности ее найденный по ДН коду отец.

Вильям не был тугодумом, но тут немного притормозил, взвешивая свои дальнейшие действия. Одно дело, если бы его оскорбил какой-нибудь больной на голову самоубийца мужского пола. Тогда дело ясное – в лучшем случае свернутая на бок челюсть и поломанные ребра, в худшем – оторванная та самая больная голова. Но тут совсем безобидное создание, при одном взгляде на которое узнаешь довольно знакомые черты. И где же такие черты мог наблюдать старина Бартон? Уп-с! Никак в зеркале? Вильям забыл, когда в последний раз у него так часто стучало сердце. Возможно, что и никогда.

Между тем девушка неспешно удалялась грациозной походкой львицы, только что разорвавшей на куски своего давнего врага. Вильям, наконец, вышел из ступора и в несколько прыжков настиг ее, резко развернув лицом к себе.

– Мисс, вас когда-либо учили хорошим манерам? – Казалось, взгляд Бартона подобно рентгену просвечивал свою собеседницу насквозь.

– Меня некому было учить: мать умерла при родах, а отец оказался мартовским котом. – Девушка попыталась освободиться от неожиданно цепкой хватки настигшего ее жалкого цветочника, но это ей не удалось, что вызвало некое недоумение у лейтенанта подразделения именующего себя «Русские Амазонки», во всяком случае, именно такой вензель красовался на правом плече ее униформы.

– А может, ваш отец просто не знал о том, что у него родилась дочь?

– Очень популярная отговорка. Сунул, вынул и ушел, а то, что от этого дети бывают, как-то запамятовал. Да?

– Извините, мисс! Но на данный момент существует десятки методов, позволяющие женщине избавиться от нежелательной беременности

– А если беременность была желательна? – Негодующий взгляд голубых глаз просто обезоруживал. – Если эта женщина хотела заиметь ребенка от тебя?

– Я не мог ей этого запретить, даже если бы знал о намерении Светланы рожать. – Билл прекрасно помнил свою тогдашнюю подругу, с которой у него был непродолжительный, но довольно бурный роман на Селенге, где Бартон воевал вместе русскими, помогая «освобождать» планету от чужих.

– Пусти меня. – Девушка, наконец, высвободилась из расслабившейся клешни своего на удивление сильного отца и, даже не попрощавшись, направилась прочь, оставляя обескураженного Бартона в одиночестве, которое с этого момента уже не казалось столь упоительным, ибо отставной майор в одночасье потерял душевный покой.

Все последующие дни после роковой встречи цветочник Билли находился в весьма возбужденном состоянии и уже не мог безмятежно сидеть у себя в саду и пялиться на звезды. Он также не мог спать, есть, копаться в земле. Иными словами Вильям впал в глубокую депрессию и не находил из нее выхода, пока однажды не покинул не имевший связи с внешним миром дом, направив свои стопы в близлежащую таверну «У Дикого Циклопа».

Таверна та была выполнена в стиле земных кабаков 17-го века и пользовалась как у местных жителей, так и у отдыхающих весьма широкой популярностью, привлекая непередаваемым старинным колоритом.

Здесь время скакнуло на двенадцать веков назад. Никакого электричества, только свечи и факелы освещали украшенные старинными военными атрибутами бревенчатые стены таверны. Вдоль стен были расставлены широкие дубовые столы, а между ними, под беспрерывный гул голосов, перекликающийся с нытьем волынки, сновали вездесущие жрицы любви.