Юрий Арис - Звери и люди

Я отряхнул с себя капли дождя, который все еще лил снаружи, и начал тихо подниматься к ее спальне. Я не хотел будить мою смотрительницу раньше времени, к тому же, судя по состоянию ауры, она и так вот-вот проснется — пульс зашкаливает.

Ее дверь была не заперта, а это хороший показатель, ведь замки на дверях есть. На пороге ее спальни я остановился, отсюда до кровати было пару шагов. Надо только подождать.

То, что речь идет о кошмаре, я теперь не только чувствовал, но и видел. Лита дергалась во сне, будто пыталась от чего-то отстраниться, ее лоб, покрытый крупными каплями пота, болезненно хмурился, как будто она не могла поверить тому, что видела. Кровь бежит быстро, дыхание учащено, сейчас организм ее разбудит…

Я угадал: буквально через несколько секунд Лита резко приподнялась на локтях, глядя перед собой широко распахнутыми, но еще не видящими глазами.

Ладно, мой ход.

Я прыгнул вперед, прижимая мою смотрительницу к постели так, чтобы она чувствовала мои когти, но вместе с тем они не травмировали кожу. Мой прыжок совпал со вспышкой молнии, что только усилило эффект — неожиданная помощь от природы, если можно назвать это помощью.

В ее глазах я увидел абсолютный ужас, как будто на нее напало чудовище и до смерти осталось уже не так много. Похоже, она не различала, где кончается сон и начинается реальность — как я и предполагал. Девушка не пыталась вырваться, ее тело было напряжено, но неподвижно, она будто застыла.

Я попробовал поцеловать ее, но ответа не получил. Губы Литы были ледяными, получалось, что я просто прижимаюсь к ним, а она не двигается.

Я наклонился к ее уху и прошептал:

— Лита, успокойся, это я… Все хорошо, того, что было, не случится…

Если подойти к этому объективно, все не было «хорошо». Если бы кто-то наблюдал за нами со стороны, он бы решил, что я собираюсь изнасиловать собственную смотрительницу. Это была бы последняя мысль в жизни придурка — я никому не позволяю наблюдать за нами в такие моменты.

Конечно, я не собирался брать ее силой. Я отойду, как только она скажет, да хоть в окно выпрыгну. Но для этого она должна отдать мне осознанный приказ, а пока она в шоке.

Так не может продолжаться. Скрытый страх однажды может стоить ей жизни, а я этого не допущу.

Я выпустил хвостовой шип и поднес его к лицу девушки. Лита сдавленно вскрикнула, ее начала колотить дрожь.

— Вот что тебя пугает, — с горечью усмехнулся я.

В тот день я занес шип для того, чтобы, как ей показалось, убить ее. Бред! Я изначально контролировал свое тело достаточно, чтобы подготовить его к ранению. Не было ни единого шанса, что я причиню ей боль. Вот этого она и не знала, не поняла…

Я прижал шип к ее шее, наклонился ниже, теперь я хорошо чувствовал исходящий от нее жар. Хотелось только одного, но вот это как раз было и неправильно с моральной точки зрения и, полагаю, незаконно.

Убедившись, что дергаться она пока не будет, я перестал удерживать ее и одним резким движением когтей сорвал ту тоненькую одежку, в которой она спала. Небось, окажется опять, что это какой-нибудь шелк и утром меня ждет выговор… плевать. Тряпка — она и есть тряпка.

Шип скользнул по ее груди, по животу, по внутренней части бедра. Это ведь не лезвие — если я не прилагаю усилий, вреда не будет. Вот что это дуреха должна понять!

Я поцеловал ее шею, наклонился ниже. В общем-то, это не было частью психологической помощи, просто мне хотелось. Я, собственно, тоже не бесплотный дух и не хочу тут лопнуть, спасая ее.

Ее запах был родным и знакомым, кожа очень мягкой… все-таки есть смысл в этих грязях. Я скользнул рукой с выпущенными когтями по контуру ее тела, чтобы она почувствовала меня и реальность происходящего. Она снова вздрогнула, но уже не от страха. Я прекрасно ощущал, как меняется ее состояние.

Разум может сколько угодно беситься из-за всякой ерунды, но ее тело узнает мое прикосновение и не боится, а позволяет и даже просит. Так что всю ситуацию я бы охарактеризовал как «горе от ума».

Пульс оставался учащенным, как и дыхание, но страх уходил. Да уж, она определенно проснулась! Я осторожно прикоснулся губами к ее животу, когда вдруг услышал ее голос:

— Кароль… Поднимись сюда.

Я выпрямился так, чтобы глаза наши были на одном уровне. Пряди волос, обрамлявших ее лицо, оставались мокрыми, но на самом лице бисеринок пота не было. Да и не удивительно, в комнате у нее душновато.

Глаза у нее были темными, как ночное небо, хотя при свете дня они серые. На губах играла слабая улыбка…Похоже, все идет хорошо!