Кирилл Бенедиктов - Путь шута

Ардиан изо всех сил ударил его ногой в колено. Лейтенант взвыл и выронил листок — тот медленно спланировал на пол, как маленькая бумажная птица.

— Подонок! — прошипел Рэнкин. — Грязный мусульманский ублюдок! Сейчас я покажу тебе, как поднимать руку на американца!

Он кое-как распрямился, по-прежнему шипя, словно потревоженная змея. Отступил на шаг, примерился, явно целясь Ардиану в челюсть.

— Позвольте! — вскричал толстый врач. — Я не могу не предупредить вас — этот пациент находился у нас в госпитале с сотрясением мозга! Страшно подумать, что может случиться, если добавить его мозгам хорошей встряски!

— Медицина, — пробурчал Рэнкин. Примерился заново и воткнул свой костлявый, будто отлитый из свинца кулак прямо в печень Ардиана. Хачкай задохнулся и повис на руках державших его солдат, как снятое с шеста чучело.

— Отпустите его, — скомандовал лейтенант.

Хачкай тяжело упал на пол. Бок горел так, будто его исполосовали ножами, но он почти не обращал внимания на боль. Листок с Мириным письмом лежал совсем рядом, в каких-то двух шагах от его руки.

— Вообще-то подобное обращение с задержанными запрещено Женевской конвенцией, — осмелился напомнить врач.

Ардиан увидел, как носки начищенных ботинок Рэн-кина слегка развернулись в его сторону.

— Позвольте задать вам один вопрос, доктор Халиль. Вам дорога ваша работа? Или вы думаете, что мы здесь испытываем недостаток в туземных лекарях?

Врач что-то невразумительно промычал — видимо, признавал правоту лейтенанта.

— Тогда держите рот на замке. Паренек поскользнулся и упал, такое случается. Эй!

Ардиан выбросил вперед руку, схватил письмо и запихнул себе в рот. Тонкая бумага почти мгновенно намокла от слюны и превратилась в бесформенный комок.

— Проклятый ублюдок! А ну, вытряхните из него записку!

Солдаты схватили Ардиана за плечи и начали трясти, вовсю изображая служебное рвение. Однако в рот ему никто лезть не стал, и Хачкай воспользовался этим, чтобы проглотить склизкий бумажный шарик.

— Что ж, — мрачно сказал Рэнкин, — искренне надеюсь, что вместе с этой сраной бумажонкой ты сожрал какую-нибудь заразу. От которой и сдохнешь по пути в лагерь.

Но его надеждам не суждено было оправдаться.

Ардиан не умер в тюрьме. Как и обещал Монтойя, он провел в камере «Дунчи» две недели. Это было тяжелое время, и все-таки он выдержал. На пятнадцатый день его и еще четверых заключенных вывезли за ворота тюрьмы и доставили в порт Дурреса.

В середине августа 2021 года санитарный транспорт «Коломбина», в трюме которого находился Ардиан Хачкай, отошел от берегов Албании, держа курс на побережье Северной Африки.

Огромная розовая луна висит в фиолетовом небе, словно надкушенный богом персик. До полнолуния осталось два или три дня, и по краю лунного диска проходит узкая темная тень. Такая же тень, только пошире, лежит на палубе двадцатитонной яхты, покачивающейся на ленивых волнах Эгейского моря. В тени — часть кормовой надстройки и пространство от полуюта до мачты; правый борт, напротив, ярко освещен отраженным светом луны. На фоне небосвода цвета густого домашнего вина неправдоподобно четко вырисовывается фигура высокого широкоплечего мужчины, стоящего лицом к морю и опирающегося на фальшборт. Его седые волосы в лунном свете отливают благородным серебром. За ухом виден тоненький проводок, похожий на устройство «hands free», но без микрофона. Он одет в черные брюки свободного покроя и темно-зеленую спортивную куртку с изрядным количеством карманов. На ногах у него мягкие мокасины, в которых можно совершенно бесшумно ступать даже по хрустящему гравию. При надлежащей сноровке, разумеется.

За спиной у мужчины, в густой лунной тени, открывается дверь кормовой надстройки. Слышится мягкий резиновый шелест, тихий гул сервопривода. На палубу выкатывается инвалидная коляска — изящная и элегантная, будто дорогая спортивная машина. Выкатывается и застывает в двух метрах от борта, на границе отраженного света.

— Добрый вечер, Капитан, — произносит мужчина, не оборачиваясь. Голос у него сильный, но немного гнусавый, как бывает, если у говорящего сломан нос. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Ты меня не видишь, Локи, — ворчливо отвечает сидящий в коляске. Судя по дребезжащему надтреснутому тембру, он — глубокий старик. — Ты же стоишь ко мне спиной. Впрочем, чего еще можно ожидать от человека, выросшего в трущобах!