Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза

— Помогу, — пообещал озадаченный Круз.

Дан, как и Круз, был чужим в Давосе. Но Дану повезло оказаться там с самого начала. Дан был биологом в составе команды, устроившейся работать при местном Институте лавин. Команда одевала свиней в анораки, кидала одетых свиней в трещины на леднике либо закапывала в снег, а после изучала произошедшее со свиньями. Платило за эту работу немецкое министерство обороны, озабоченное воюющими в Афганистане солдатами. Выбивание талибов из горных убежищ зимой оказалось делом болезненным и неприятным, а Индия с Пакистаном не спешили делиться опытом высокогорных стычек.

После «опа» и налоксонового кошмара свиньи оказались в выигрыше. Из всей команды уцелел один Дан, свиньи же вышли на волю, размножились, мгновенно одичали и живо населили окрестности. После они, резво привыкшие к горам, стали сущей бедой для давосских попыток земледелия. Но зато и источником свежатины. От дикости они отнюдь не потеряли привитого человеком тела, но обросли шерстью в три пальца толщиной, клыками и твердокаменными копытами.

А кроме Дана в институте остались две секретарши и техник Макс, весивший сто двадцать семь кило и кушавший телятину. Обеим секретаршам было за пятьдесят. Они красились, носили платья с вырезами и, хихикая, называли Дана «кляйне золдатен». Еще они по полгода катались на горных лыжах и писали в местную газету. Они были упорно и отчаянно бесполезны.

То ли из-за холода, то ли из-за патологической неприязни местного градоначальства к лекарствам, Давосу редкостно повезло. На пять тысяч населения оказалось почти полсотни иммунных — раз в десять больше среднего. И среди этой полусотни — десяток способных держать оружие мужчин. Дан до того стрелял дважды в жизни. Но Дановы предки держали оружие полтысячи лет подряд, начиная с окологрюнвальдских времен, и выпустили его из рук, лишь будучи вышибленными из Восточной Пруссии, превратившейся в Калининградскую область. Память предков проснулась быстро, и Дан за пару месяцев снискал общее уважение. А местами и почтительное благоговение — к примеру, со стороны тогда еще лейтенанта Фридриха Граца, чей дед избег денацификации. Фридрих даже пробовал выбрасывать руку и кричать: «Хайль!» На что Дан заметил, что его, Дана, двоюродного деда расстреляли за попытку убить фюрера в сорок четвертом и он, этот дед, никогда не опускался до компании коричневых лавочников. Фридрих не огорчился и горячо Дана полюбил. Пару лет спустя именно с помощью Фридриха Дан сумел наладить работу в лаборатории. Фридрих бродил повсюду с лицом таинственным и знающим и говорил про белую расу, очищенную страданием и борьбой, про возрождение и вечный рейх. И потому всех найденных врачей, ученых и попросту людей с высшим образованием отправляли Дану для выяснения полезности. Оттого в штате появились два настоящих физика, специалист по стрекозам, проктолог и филолог-классицист. Но главное свойство любого втиснувшегося в науку — это умение учиться. И потому через пять лет Дан мог похвастаться полноценной биолабораторией, пусть и заштатно-провинциального уровня.

Первые годы его почасту отрывали от дел, занимая то сварами, то добычей. Но потихоньку нужда в Дановой работе стала очевидна всем. Вымирало не только знание. Любой умеющий складывать и вычитать понимал, что через два поколения иммунных не останется вовсе. Иммунитет по наследству не передавался, и почему он был у одних и отсутствовал у других — Дан понять не мог.

Первый успех пришел быстро — открытие, что кастрация делает безобиднее налоксоновую депрессию. Фридрих был откровенно счастлив и хвалил мать-природу, разумно лишающую недочеловеков права на размножение. Но дальше дело застопорилось. Хотя многое собрали еще в налоксоновые времена, когда мир агонизировал потихоньку, сохраняя видимость нормы, хотя во всех вылазках люди Давоса прежде всего рыскали по научным центрам и больницам — дальше коллекции штаммов дело не продвинулось. Дан знал, что в первые налоксоновые годы буквально все, кто мог работать, отчаянно старались найти вакцину. Дан не надеялся, что ему повезет больше, чем тысячам людей куда опытнее, талантливее и умнее его. Но не сидеть же сложа руки?

С годами предсказанное Даном стало очевидным для самых тугодумных и упрямых. Давос вымирал. Глупел, терял силу, заменял знающих стариков пустоголовыми молодыми вояками. И тогда Дан, вымеряя слова, рассказал, что нужно делать и сколько нужно людей, чтобы через двадцать лет Давос еще жил. Совет послушал, посовещался. Единогласно решил.