Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза

Круз усмехнулся. Наивный все-таки, мальчишка. Правый небось сразу понял — когда еще бабы совета принялись расспрашивать походя, лузгая семечки, — где это на Кольском угнездилось племя такое сильное, и сколько от них ходу до Кандалакши, и плавают ли они до Мезенской губы. Отправили вас, щенков, в заложники, в самое ядро силы своей, да подальше от Беломорья. А чтобы дедушка Круз не нервничал, оставили в Котласе, в кольце железных дорог, и Захара с волками, и бывшего лейтенанта Сашу, и приблудыша из малолетних головорезов. Может, и нет дедушке до них дела, а может, и есть. Да и польза народу, конечно. Захара сразу окружила стая недобеременных девах. Не то чтобы тот ходок был отчаянный, но кому такое внимание не льстит? И на долю бедного Сашеньки пара досталась. Впрочем, того сразу в мастерские поставили, пулеметы монтировать.

Котлас Великий, надо же. Бабье гнездо на железной дороге. Сколько всего у них народу? В самом Котласе, надо думать, тысяч пять от силы. Сколько еще в гарнизонах вдоль дороги? А сколько на их севере?

Интересно, что будет, если Дан и в самом деле наладит выпуск вакцины? Война? Взрыв? Вовсе ничего? Вряд ли опыт поможет. Он, опыт этот, про вымирание старого. А тут происходит новое, и здравый смысл трещит по швам.

Тогда, на окраине Москвы, и не почувствовал вовсе, что жизнь повернулась раз и навсегда. Оба торговца маслом, попыхивая сигаретками, охотно согласились — и кровь на анализ дать, и до северных краев проводить. Почему не согласиться — если в опасной дороге два борта с оравой мордоворотов в попутчиках. Сами-то, хоть явно ребята не промах, явились налегке: пара уазиков и чихающий ГАЗ-66. Восемь парней со стволами и старуха. Круз поначалу и не понял, зачем она. Когда увидел торговлю, решил — товар проверять. Торговля происходила на обочине шоссе, на закате, на пустыре за руинами церкви. Солнце, расплывшись ржавчиной, повисло над горизонтом, и тогда на торжище появились подземные — кривоногие, малорослые, в буро-серых лохмотьях, с вымазанными сажей лицами, с «калашами» наперевес. Они сразу рассыпались, оцепили — и Крузу пришлось держать Последыша за ворот, потому что подземный вылез прямо перед Левым и застыл, кривя бескровные губы.

Подземные выпихнули товар — одиннадцать тощих, чумазых, всклокоченных подростков женского пола в синяках, саже и кровоподтеках. Выводили, сдирали с плеч дерюгу и пихали вперед голых — дрожащих, ежащихся, но прикрывающих не срамы и плоские грудки, а глаза. Северяне вытащили пять двадцатилитровых бидонов с маслом. Поставили напротив. Затем вышла старуха — как с картинки столетней давности. В сером пуховом платке, валенках с галошами, бесформенном, будто из войлока свалянном, платье от подбородка по пяток. Подростки тихо скулили от ужаса, когда старуха принялась щупать — теребила соски, заглядывала в рот, меж ягодиц совала дряблые пальцы. Двоих отпихнула, каркнула хрипло: «Порченые!» Леха с Семеном проворно ухватили бидон, поволокли прочь. Подземные принялись совещаться — хрипло, обрывисто. Затем вынесли и положили рядом с подростками тюк. Следом выпихнули вовсе крохотное существо, хромое и голубоглазое, в запекшейся крови. Старуха пощупала брезгливо тюк. Тронула существо. Хмыкнула презрительно. Но махнула рукой снова — и Семен с Лехой поволокли бидон на место, в ряд к остальным пяти.

Всю дюжину живого товара запихали в кузов ГАЗа, отвезли за три десятка километров, выгрузили на берегу озерка, округлого желвака запруженной речки, накормили пшенкой с маслом, напоили медовым варом и принялись мыть. А потом — смазывать синяки и бинтовать. У крохотной девчушки корка запекшейся крови на ногах скрывала гниющую, больную кожу. Корку размачивали, обдирали, смазывали, бинтовали. Девчушка плакала. Захар, глядевший угрюмо, буркнул:

— Ну зверье. Нормальных ведь, не снулых, как скотину вовсе!

— Так это не их народ, — объяснил Леха, загасив окурок. — Это добыча военная. Они под землей все время воюют друг с дружкой. Кого поймают — или едят, или продают. Ты думаешь, мы чего подальше едем, прежде чем кормить бабенок-то, а? Чтоб другие подземные не набежали, ночью они шарят, спасу нет.

— Ну так сами бы брали, пусть бы им рожали. У них что, народу слишком?

— Пес их знает, — Леха пожал плечами.

— Если слишком, так здесь бы селились, сами жратву добывали!

— Они и добывают. По-своему. В город никто не суется. Даже молодняк дикий. Ночью в особенности. Убьют и сварят. А печенку сырой съедят.