Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза

Чаще все армия умирала именно так: до конца цепляясь за привычный порядок, исполняя и отдавая приказы, заменяя непроснувшихся. На втором этаже дома с кирпичной звездой скелет в полковничьих погонах держался за телефон, а скелет поменьше, с погонами уже непонятными, лежал на полу близ подноса со стаканами в красивых потемнелых подстаканниках. Подгнившее знамя на стене. Птичьи гнезда в музее боевой славы.

Удивительно, но в этом месте вовсе не пахло счастьем. Не щекотало ноздри ощущение затаившейся хвори. Она будто ушла, убив. Наверняка никто сюда не заходил лет тридцать, даже вездесущее волчье племя. Пыль, свет, тишь. На складах — ряды ящиков с промасленными, в пушечном сале утопленными банками, цинки с патронами, унылые галереи полушубков, точно сплющенные человечьи тени.

Круз полазил по 66-м ГАЗам. Затем по БМП, стоящим рядком на асфальтовом поле. Когда вылез из четвертой, заключил довольно: «За два дня заведу».

С тем и отправились назад. И успели вовремя — как раз чтобы не дать щенкам выпотрошить Захара. Тот стоял у костра, белей мела, тряся головней, а волки его, поджав хвосты, сидели перед Хуком — огромной темной тучей, выросшей из земли. Правый и Левый с ножами в руках подходили, похожие на огромных котов, — плавные, хищные. Скрючившись, прикрывшись разодранной рубахой, ревела Верка.

— Хватит! — рявкнул Круз. — Кабар в ножны!

— Он ответит, — прошипел Левый. — Он на братову суку полез!

— Я разберусь! Ну?

Правый, вздрогнув, спрятал нож. Левый, хмыкнув, нож подбросил и поймал его, кувыркающийся, за рукоять. Затем все же спрятал.

— О, батя, а народец-то твой без царя в голове, — определил Захар, сопя.

— Ты что сделал? — спросил Круз. — Отвечай!

— Да ничего… пошутковал. Верка-то, все знают, порожняк, с ней все…

— Молчи! — рявкнул Круз, поняв, что произошло. — И слушай меня внимательно, очень внимательно: ты больше женщину, которую называешь Веркой, не знаешь. Ты ничего про нее не знаешь, понял?! И ничего, повторяю, ничего и никогда про нее не говоришь. Она — его женщина. — Круз показал пальцем на Правого. — Только он говорит про нее и решает, что с ней делать. А теперь — подойди. Брось головню и подойди!

— Ты, батя, не серчай, — сказал примирительно Захар, бросая головню, — я их обычаев не знаю, a Be…

Круз ударил. Раскрытой ладонью, коротко и резко. Захар полетел наземь, перекувырнулся кошкой, вскочил.

Серые зарычали. Правый с Левым расхохотались.

— Ты, батя, если прогнать меня хочешь, так и скажи!

— Захар, я хочу, чтобы ты остался с нами. На первый раз ты получил легко. А если дальше думать не будешь, будешь с ним разговаривать.

— Я ему кишки выпущу, — пообещал Захар.

— А я выпущу тебе, — пообещал Круз. — В моей стае кровь друг дружке не пускают, понял? Ты — наш. И если хочешь быть нашим, мотай на ус. Все, урок окончен. Когда имя давать будешь? — спросил у Правого.

— У нее бабьей крови нет. Значит, сегодня, — сказал тот угрюмо.

— Лады, — заключил Круз. — Иди, смени Следа на карауле.

Подошел к Верке. Присел на корточки. Та уже реветь перестала, только всхлипывала тихонько, дрожа.

— Вера, сегодня произойдет важное. Ты только ничего не бойся, хорошо? Ты только слушайся, хорошо?

Верка размазала слезы кулаком.

— Они что, меня все будут чалить? Или только этот, который угрюмый?

— Да нет, ты что. Ты сейчас его женщина. А после того, что будет, он тебя как себя защищать будет, и все его братья тоже. Понимаешь, для них очень важное сегодня произойдет.

— Тоже мне важное, бабе засунуть! Да я хоть кому дам, хошь тебе, прямо щас!

— Вера, послушай меня, — сказал Круз терпеливо. — Ты — его женщина. Никто из нас не станет с тобой, потому что Правый — наш брат. Важно, чтобы только его семя было в тебе. Эти люди… они… то есть мы, вообще редко берем женщину чужой крови. А Правый взял. Это для него очень важно.

— Если важно, чего он так… с кулаками… и рвет. — Верка всхлипнула снова.

— Все будет хорошо, вот увидишь, — пообещал Круз.

Все и вышло хорошо. Верка перестала плакать, послушно скинула с себя драную рубашку и, ежась в лунном свете, зашла вместе с Правым в речную воду. Потом Правый поднял ее, мокрую, принес к костру и уложил на расстеленный плащ. А когда излился в нее, завыл глухо и при всех назвал ее Первой.

Круз дальше смотреть не стал. Должное исполнил, увидел, засвидетельствовал как вожак стаи и, вздохнув, побрел к палатке. Долгий выдался денек. И кости ноют.

Дан бредил. Лихорадка дрожала в его глазах, жгла грудь. Говорил на трех языках про сыворотку, про институт, про чьи-то недоделанные диссертации, про Магду, про трещины в подъезде, про фактор «у-5». Круз достал аспирин с парацетамолом, растворил в стакане воды, влил по капле в дрожащие губы. Сел рядом, взяв влажную старческую ладонь в свою. Через полчаса Дан открыл глаза и попробовал улыбнуться.