Вадим Филоненко - Девять граммов на удачу

– Нет, ты мне ответь, чмо! – перебил Кочкин. Он вошел в раж, даже наставил на Механика «калаш» и угрожающе передернул затвор.

Последнее действие было лишним – в патроннике уже был патрон. Теперь он вылетел из автомата и затерялся в осоке. Мы с Механиком проследили за ним взглядами. Уверен, у нас мелькнула одинаковая мысль: «В такой траве патрон фиг найдешь. Вот ведь отморыш! Разбрасывается боеприпасами, словно в АТРИ под каждым кустом по цинку!»

И как я только мог заподозрить в Кочкине опытного бойца? Ведь салага салагой! Совсем, видать, дядю Бедуина паранойя заела, раз начал сопливых юнцов подозревать.

– Если бы там сейчас сидел ты, Мех? А?! – гнул свое Кочкин, держа под прицелом наемника.

Ствол автомата ходил ходуном, а палец рядового дрожал на спусковом крючке. Опасная ситуация. Парень явно на грани нервного срыва. Пальнет, не задумываясь. А с такого расстояния даже он не промахнется.

– Ладно, Илюха, уговорил. – Механик поднял руки в успокаивающем жесте. – Пойдем освобождать твоего чмошника.

– Правда? – обрадовался Кочкин. – Ведь это правильно! Людей нельзя бросать в беде!

– Конечно, нельзя. – Механик приблизился к нему вплотную, дружелюбно улыбнулся и… стукнул ребром ладони по шее.

Кочкин закатил глаза и ничком повалился на землю. Мех торопливо разоружил его и попытался привести в сознание. Удалось лишь наполовину. Илюха очнулся, но взгляд его был абсолютно невменяемым, как у в стельку надравшегося чела, который не понимает, где оказался, что происходит… да и себя-то не помнит.

Похоже, удар Механика усилил психотропное действие «Пивной кружки» и, что называется, добавил градусов к опьянению Ильи.

Наемник попробовал поставить Кочкина на ноги, но безуспешно – Илья так и норовил повиснуть на Механике или вообще плюхнуться обратно на землю. В общем, рядового вконец развезло. Он пускал слюни и все пытался рассказать наемнику, как сильно его уважает.

– Ты для меня теперь кореш, – размазывал сопли Илья. – Да я за тебя кого хочешь порву! Слышь, Мех? Да ты… Да я… Только скажи, всех на лоскуты…

– А не пошел бы ты в… озоновую дыру! – Наемник отпихнул влюбленного Кочкина в сторону и раздраженно посмотрел на меня: – Ну что? Доволен, Бедуин? Это все твои штучки. Последствия «Пивной кружки», блин! Они могут еще сутки сказываться.

Могут. Причем, в отличие от обычного опьянения, это с помощью «протрезвина» не снимешь. Придется ждать наступления похмелья и только потом лечить.

– Да чтоб тобой хуги подавился! – продолжал ругаться Механик. – Придется тащить его на себе. То еще удовольствие!

– Мы поступим по-другому, – перебил я. – Ты пойдешь назад один, а я останусь с Кочкиным, пока он не очухается.

– Плохая мысль. Потап вас дожидаться не станет. Как только найдет обходной путь, поведет группу следом за «дичью».

– И это правильно. А мы с Кочкиным будем действовать по обстановке. На крайняк дождемся ночи и пойдем за вами. А вы нам пеленг врубить не забудьте… Короче, давай, Мех, двигай. Только смотри по дороге не вляпайся. На той стороне болотца явно какая-то аномальная хрень.

– Это где воздух дрожал, что ли?

– Ты тоже заметил?

– Естественно. Что я тебе, Кочкин? У себя под ногами «Сорокапятку» не разглядел, салажонок! А ты тоже хорош, Бедуин, – по новой завел наемник.

Но на этот раз я разглагольствовать ему не позволил:

– Мех, тебе как, поджопник для ускорения дать или все-таки сам побежишь?

Наемник кольнул меня злобным взглядом, но отвечать не стал. Поправил рюкзак и, пригибаясь, побежал мимо облюбованного болотником бочажка в сторону Ведьминого леса.

Мы остались вдвоем с Кочкиным. Илья попытался растянуться на земле и захрапеть, но я растолкал его. Обхватил ладонями его голову, заставив повернуть ко мне лицо, и требовательно спросил:

– Как тебя зовут?

Он что-то пьяно промычал и попытался вывернуться, но я как следует встряхнул его и повторил:

– Имя! Назови свое имя!

– Иль… ик… я…

– Фамилия?

– Чья?

– Твоя! Как твоя фамилия?

– Коч-кин, – прозвучало не очень отчетливо. С таким же успехом это могло быть и «Бочкин», и «Точкин». У рядового заплетался язык.

– Отчество?

– Да пошел на хрен, козел! – внезапно проявил характер Илья.

Пришлось влепить ему затрещину и вновь зафиксировать голову. Я хотел видеть его лицо, чтобы отследить все непроизвольные реакции, вроде искривленных уголков губ или подергивания крыльев носа.