Ничья земля

С тех пор Костя прибавил в весе, как минимум, пару пудов, потерял больше половины волос, через редкий пух которых теперь проглядывала, поблескивая, лысина, но сохранил живой взгляд карих, умных глаз, густые, как сапожная щетка, усы и хорошую белозубую улыбку.

Истомин – и тогда, и сейчас, казался этаким душкой – добрым увальнем, но являл собой яркий пример того, насколько бывает обманчива внешность.

Те две операции, в которых Сергеев когда-то участвовал вместе с Константином Олеговичем были не для слабонервных. По слухам, после распада СССР, Костя подался за рубежи Родины: поговаривали, что в ЮАР и вовсе не для борьбы с апартеидом.

– Ну, здравствуй, Миша! – сказал Истомин, вставая из-за стола.

Он не ограничился рукопожатием, а крепко обнял Сергеева, и похлопал по плечам, как старый боевой товарищ.

– А я то думаю, чего вдруг Рысина семафорит? Кто это там на огонек забежал? А это ты! Рад тебя видеть. Несказанно рад, Мишка! Честно!

Сомневаться в искренности слов Истомина у Михаила повода не было. Напротив его фамилии в списках конторы давно стоял прочерк. Списала его контора, окончательно и напрочь. Посему, в добрые чувства Кости верить было можно – он все равно, как пришел на могилу боевого товарища, положить цветы да чарку выпить. Чего в такой момент врать? Незачем.

От плеча Истомина слегка пахло сигарным табаком и канцелярской пылью. По одному этому запаху Сергеев мог определить, что Константин Олегович достаточно высокопоставленный и высокооплачиваемый, чтобы сохранить дорогостоящие привычки, кабинетный работник.

Хотя вывод мог быть и поспешным – в свое время «в поле» Истомин был одним из лучших. Такими кадрами Контора не разбрасывалась.

– Я тоже рад, Костя, – сказал Сергеев, тихо. – Очень рад. Я для того и объявился, чтобы кого-то из вас найти.

Истомин чуть отстранил его от себя, придерживая за плечи.

– Ну, Умка, ты дома! – сказал он и улыбнулся.

Двое из ларца, одинаковых с лица, стояли «во фрунт» у дверей, изображая сдержанную радость по поводу встречи начальника со старым другом.

Истомин бросил на них быстрый взгляд, вероятно, заметил поврежденные конечности, покачал головой и небрежным движением брови отправил обоих за дверь, с максимально возможной скоростью.

– Садись, Мишка! Что будем пить?

– Я – как ты!

– Давай традиций не ломать! За встречу положено по «беленькой»!

– Давай, – легко согласился Сергеев.

Ему, вдруг, ужасно захотелось выпить с Истоминым водки. Не просто выпить, а выпить крепко, до тумана в мыслях.

И вспомнить.

И помянуть.

Через пять минут в кабинете, возле кожаного диванчика, стоял сервировочный столик, с нарезанным балычком, ностальгической «советской», твердым сыром, оливками, ярко-зелеными корнишонами и лимончиком на блюдечке. Раньше в натюрморте обязательно присутствовало бы украинское сало. Теперь, по понятным причинам, сало на столе отсутствовало.

Зато присутствовала минеральная водичка в запотевших бутылках: не какой-нибудь там вражеский, антипатриотический «Боржоми», а вполне приемлемая, освященная Патриархом, «Ессентуки». И водка была с патриотическим акцентом – «Кремлевская», с голографическим двуглавым орлом на этикетке, точно таким же, как и на новых жандармских удостоверениях.

– Ну, – сказал Истомин, поднимая рюмку, – давай-ка первую, по традиции, за встречу! Я тебя, Умка, много лет мертвым считал. Не то, чтобы оплакивал… Сам понимаешь, что тут говорить! Но мы с мужиками, когда виделись, и тебя поминали. Рад я, что ты жив. И не один я буду рад. Мало нас осталось, Миша. Очень мало.

Он помолчал, задумавшись.

– За встречу, Сергеев!

– За встречу! – отозвался Михаил, и выпил ледяную водку в один глоток.

Истомин аппетитно захрустел корнишоном, и тут же потянулся наливать по второй.

– Ты давай, закусывай, – сказал он, – закусывай и можешь рассказывать. Что ты? Где ты? Как ты? Последнее, что я слышал, ты обращался в Центр из Киева. Потом ходили какие-то слухи, про тебя и про Мангуста. Как раз на кануне Потопа.

– От кого слышал-то?

– От Саши, от Кручинина, светлая ему память. Хороший был мужик. Жаль умер плохо.

Умер Кручинин, действительно, плохо. Сергеев знал это не понаслышке. Он сам закрыл Кручинину глаза.

– Что поговаривали?

– Ничего хорошего. Будто схлестнулись вы с Мангустом.

– Что, вот просто так – взяли и схлестнулись?

– Вам виднее, – Истомин пожал плечами. – А, может, хозяева у вас были разные. И задачи тоже. Я даже не знаю, было ли это в действительности. Вы же друзьями были, хоть Мангуст и старше нас лет на пятнадцать.