Ничья земля

Вовнутрь микроавтобуса они заглядывать не стали. Нечего там было рассматривать, и так все ясно.

Нападавшие, прекрасно знающие эти места, ждали в засаде. Те, кто ехал с севера, на микроавтобусе, натолкнулись на препятствие, и охнуть не успели, как оказались под ударом. Они отстреливались – микроавтобус был изрешечен сотнями пуль, но силы были неравны, и позиция у нападающих была более выигрышной.

Всех, кто не был убит в перестрелке и попал в плен – утопили.

Скорее всего, женщин и детей изнасиловали, но Сергеев не хотел об этом думать. Это не было малодушием, скорее уж – защитным рефлексом. Ему казалось, что начни он об этом думать – и сердце внезапно остановится, прервав биение. Мир, в котором скорая смерть была благом, слишком долго был для него родным миром. Но, Боже мой, как иногда было страшно! Страшно настолько, что Сергеев внутренне обмирал от ненависти и бессилия до холода в конечностях, и понимал, что привыкнуть к смерти не означает с ней смириться.

Следы убийц давно занесло снегом. Куда они пошли – на север или на юг – Михаил не определил. Не смог. С таким же успехом они могли просто кануть в соседнем лесу. Он был всего в ста метрах от дороги – и на западе, и на востоке.

Или сидеть сейчас в засаде, вон там, в этом редком, как зубы старца, осиннике, глядя на них через автоматные прицелы. Хотя последнее – вряд ли. Уж больно лакомым куском для любой банды были они двое на мотоцикле. Если бы засада была – она бы уже дала о себе знать. Раз все тихо – значит, им опять повезло.

Но засада, все-таки, была. Правда, не здесь, а через тридцать километров, как раз на въезде в город, километра за два до блокпоста городского ополчения.

И они попали в нее спустя три с половиной часа, когда солнце уже скрылось за горизонтом и на землю, вместе с серым клочковатым туманом, спустились сумерки.

Два молодца – одинаковых с лица, ротмистры Шечков и Краснощеков, естественно, привезли его не на Лубянку.

У Конторы всегда хватало ума хранить свои секреты в отдалении от официального места обитания. Иногда так далеко, что сами отцы-командиры диву давались – куда и зачем они заслали собственных сотрудников.

Если, конечно, речь шла не о лабораториях, вроде 9-ой и прочих небезопасных вещах, которые только откровенный безумец мог бы расположить в таком городе, как Москва, тем более, в его центре. Но и в самом сердце Москвы, Лубянка была далеко не единственным зданием, в котором располагалась Контора. Ее филиалы и филиальчики, ее конспиративные квартиры и почтовые ящики, были рассыпаны по всей столице, как раньше по всему Советскому Союзу. Уж кому-кому, а Конторе жилищный вопрос проблему никогда не составлял.

Место, куда привезли Сергеева, находилось буквально в одном квартале от метро «Китай-город».

На подъезде, в цокольном этаже жилого дома «сталинской» постройки, никакой вывески не было.

Обычно, чтобы у жильцов не возникало вопросов, почему это в подъезд безо всяких опознавательных знаков, шныряют мужчины и женщины в больших количествах, возле дверей вешалась красивая табличка «Институт усовершенствования» или «Курсы повышения квалификации». Или, на крайний случай, «Филиал НИИГРМБТСТУ» – загадочно и вполне респектабельно, годится для любых темных дел.

Иногда, правда, табличек не вешали. Особенно теперь, когда необходимость в маскировке отпала за полной ненадобностью. Крутов правил Россией железной рукой, болтунов и любопытных не любил по старой памяти, и ведомой им стране интересоваться дверями без вывесок стало себе дороже. Если контора не нуждалась в прикрытии и официальной легенде – на маскировку время не тратили.

За дверью, в которую добры молодцы пропустили Михаила впереди себя, был предбанник, с сидевшей в загородке вахтершей цивильной наружности, но одетой в ВОХРовскую, изрядно потертую, шинель.

Потом – казенного вида коридор, с хорошей отделкой по стенам и потолку, современными светильниками, но, все равно, какой-то сиротливый, с дешевыми дерматиновыми диванчиками и арестантским запашком казенного учреждения.

В коридоре никого не было, вытащенные из неизвестно какого запасника красные ковровые дорожки, скрадывали шаги, а за четвертыми, по левой стороне, дверями, в небольшом, метров на двадцать квадратных, кабинете, Сергеева встретил Костя Истомин.

Истомин никогда не был ему близким другом. Нет, конечно, они были хорошо знакомы и даже были на «ты». Истомин был чуть старше, но не критично, во всяком случае, в отрыв не ушел, и Сергеев в те далекие времена, проигрывал ему всего одну звездочку на погонах.