Дмитрий Северов - Комсомольск 2013

Я ни чего не сказал, но подметил. Надо будет обратить на это внимание, мелочь, но она может стоить жизни.

Второй выстрел хлестанул падавшие снежинки, разметав в стороны. Семён снова опустил нагретый глушитель в снег, демаскировав себя ещё больше. Салага. Таким ещё рано соваться в город. Спецслужбы китайцев работают эффективно. Ни у меня, ни у двоих из лежащих на снегу, нет никаких шансов. Русские в Комсомольске национальное меньшинство, как пару лет назад нанайцы и ульчи. Те, что остались, служат новому режиму, пресмыкаясь, словно преданные собачонки. А Семён, Семён может. Раскосая удэгейская рожа отдалённо напоминает китайскую. Ему бы побольше плебейства во взгляде и ни одна собака не унюхает подвох.

Я забрал винтовку, передал третьему. Выстрел Петра пробил прикреплённый к мешку листок, добавив шаржу генерала тритий глаз. Отлично. Стреляют ребята отменно, но здесь нет врага, следовательно, той нервозности, что в состоянии испортить выстрел. Одно дело пустынный лес, другое вражеская территория кишащая злобными выродками с калашами. Выдержка — залог успеха. Умение ждать, оставаясь невозмутимым тридцать процентов успеха.

По склону спускаемся молча, каждый думает о своём, у каждого кто-то пострадал из-за вторжения китайцев. Насколько мне известно, у Глеба погибла мать, Саша потерял семью в Ягодном и лишь Сеня счастливчик. Сирота. Я невольно улыбнулся, вспоминая своих. Когда всё кончится, с радостью свалю отсюда, не знаю как, но обязательно. Не уверен, что снова смогу жить в Комсомольске. Город навивает тревожные мысли, если даже предположить, что китайцев вытурят, на круги своя ничего не вернётся.

Снег умиротворённо хрустит под ногами, ласково пригревает солнце. Весна вступает в свои права. Кажется, даже птицы и те попрятались, чувствуя угрозу. Здесь, в десяти километрах от города спокойно, ни чего не предвещает опасности.

Многочисленные дачные товарищества, разбросанные вокруг Комсомольска дали приют почти двумстам тысячам горожан. После трагедии на стадионе мне пару раз доводилось наведываться в город Юности, и увиденное потрясло.

Даже ночью, трудно отделаться от мысли, что ты ни в одном из городков Поднебесной. Обилие рекламы, вывески пестрящие иероглифами. Запруженные автомобилями улицы, а главное китайская речь. Всюду. Толпы азиатов, яблоку негде упасть. До чего же мы докатились. Не прошеные гости пришли в наш дом, делают, что хотят, а мы как крысы прячемся по окрестным лесам.

Я медленно иду за Глебом, пригибаясь под еловыми ветками. От малейшего прикосновения иней с иголок сыпется на нетронутые сугробы, красиво стелясь к ногам.

Зачем я здесь? Может всё бросить и бежать? Свалить пока ещё голова на плечах. К чёрту честь, совесть и всё остальное. Кто меня осудит, скажет, что смалодушничал, предал, изменил?

Гнев калёным железом выжег крамолу. Не могу, не имею права. Другие не осудят, но от себя не убежать. Павшие друзья смотрят в душу, не дают опустить руки.

Продираясь по запорошенному бурелому к мишеням, мне в который раз вспомнились события того трагического утра. "Авангард" запруженный народом. Оккупационные власти согнали на стадион больше двух тысяч обречённых, решив разрулить проблему по-пиночетовски. Выстрел, боль, забытье. Очнулся от холода ночью. Помню, долго смотрел на звёзды, на поднимающийся изо рта пар, закрывающий небо. Страха не было. Я бы наверно сгинул в этом чёртовом карьере у хапсолевской сопки, куда вывезли наши останки. Подох, как бродячая собака в грязной подворотне, но спасительные образы Максимки и Александры стояли перед глазами не давая отдать богу душу.

И я пополз. Пополз по ещё не замёрзшим телам несчастных, расстрелянных по приказу ненавистного генерала. Возможно, могилой мне бы стал один из местных сугробов, но проведению было угодно, и я выжил, выжил несмотря, ни на что. Спасибо поселковским, нашли, помогли, отправили в одно из дальних садоводческих товариществ. Выходили, вернули тягу к жизни, веру в справедливость.

Хрустнула ветка. Я невольно замер, шаря взглядом по ближайшим кустам. Пустынный лес, мгновение назад казавшийся мирным, заиграл на струнах страха. Где то вдалеке взмахнул крыльями ворон и с веток на землю посыпался белёсый иней. Шагавший первым Сашка неестественно покачнулся, заваливаясь набок. По ближайшим стволам лиственниц застучала знакомая трель автомата.

— Ложись! — только и успел крикнуть я, нащупывая в кармане ТТ. Глеб и Семён бросились врассыпную, ныряя в глубокий снег.