Сергей Антонов - В интересах революции

— Тут диктовать буду я! — истерически заорал Корбут. — Сейчас мы с ней выйдем отсюда. И никто не сдвинется с места до тех пор, пока мы не сядем на моториссу. Девка останется у меня заложницах. Ты понял, Томский?

Толик кивнул. Приставленный к шее Елены скальпель не оставлял места для маневра. Корбут потащил девушку к выходу, но, сделав шаг, остановился.

— И как же я мог забыть! Прикажи недомерку Гришке Носову вернуть мне Шестеру. Без нее я отсюда не уйду. Торопись, Томский! Моя рука может дрогнуть, и тогда…

От досады Томский прикусил губу. Он рассчитывал метнуть заточку в Чеслава, как только тот выйдет из-за письменного стола. Однако ЧК был настороже и сразу вернулся на прежнее место. На стартовую позицию.

— Что еще за Шестера?

— Он знает! Делай, что говорят!

Тут Лена рванулась в сторону. Скальпель скользнул по шее, оставив на нежной коже малиновую царапину. Чеслав схватил девушку за волосы, запрокинул голову назад и прошипел на ухо:

— Как только мы окажемся на Лубянке, я устрою тебе ад, по сравнению с которым Берилаг покажется лечебно-оздоровительным учреждением. Перестань дергаться. Не расстраивай мужа, дура!

Толя обернулся к двери, чтобы позвать Носова, и тут увидел странного зверька.

У ласки-мутанта было шесть лап. Она остановилась, принюхиваясь. Повернула голову к двери, словно кого-то ожидая. Этим человеком оказался коротышка, как две капли воды похожий на Вездехода, разве что без черной бейсболки. Вид у Григория был такой, словно его пропустили через мясорубку: разорванная в клочья зэковская роба, всклокоченные волосы и страшные ожоги на груди.

— А-а-а! — пропел Чеслав. — Гриня собственной персоной. Скажи, Томский, почему уроды эти такие живучие? Режешь их, режешь, и только больше вас становится. Смотри-ка! Даже скалится!

Григорий действительно улыбался, но не коменданту, а Шестере. Чеслав перехватил взгляд Носова и нахмурился.

— Шестера, ко мне! — крикнул он с угрозой в голосе.

Ласка не обратила на Корбута ни малейшего внимания. Подпрыгнув, вцепилась коготками в робу Григория. Ловко взобралась ему на плечо и лизнула в шею. Лицо Чеслава сделалось пунцовым от ярости:

— Сейчас же отпусти Шестеру, мерзкий мутант!

— А разве я ее держу? — усмехнулся Григорий. — Ты все еще не в курсе, товарищ комендант? Считал, что знаешь о Сопротивлении все, но не подозревал, что Шестера тоже на моей стороне? — Он осклабился. — Ее хозяин — я, ЧК, а не ты.

Ласка встала на задние лапы, обхватила шею коротышки и лизнула коротышку в ухо. Чеслав судорожно глотал воздух, будто его ударили ногой в живот.

— Ко мне… Ко мне, Шестера!

— Тебя зовут, малышка, — Носов опустил ласку на пол. — Можешь попрощаться с комендантом.

Шестера послушно просеменила к столу и запрыгнула на него. Уставилась на Чеслава умными черными глазенками. Из груди Корбута вырвался вздох облегчения. Он нервно улыбнулся.

— Он ведь врет! Да, Шестера? Ты любишь только меня? А этот мутант удерживал тебя силой. Иди ко мне, девочка.

— Взять! — Звонкий голос коротышки стал для ласки сигналом к атаке.

Шестера злобно оскалилась, выгнула спину, пружинисто подпрыгнула и вонзила зубы Чеславу в запястье. Корбут взвыл от боли. Звякнул упавший на стол скальпель. Все попытки ЧК стряхнуть зверька оказались тщетными. Чеславу пришлось выпустить волосы Елены и вцепиться другой рукой в спину Шестеры. Только после этого ему наконец-то удалось оторвать зверька от себя. Чеслав швырнул его к ногам Носова. Протянул окровавленную руку к скальпелю.

Толик отвел руку назад и с силой метнул заточку из-за уха. Она вонзилась Корбуту в правую половину груди — по самую рукоятку. ЧК с болезненной гримасой вырвал ее, крутанулся на месте и рухнул боком на стеллажи. Несколько банок с уродцами соскользнули с полок и разбились. Комната наполнилась острым запахом формалина. Чеслав без сил опустился на колени… Попытался встать, цепляясь за полки стеллажа, и опрокинул его на себя. Раздался грохот падения, все банки, оставшиеся на полках, раскололись одновременно. Отвратительно пахнущая волна жидкости вынесла на середину комнаты разрозненные остатки человеческой плоти и голову профессора Корбута.

Стеллаж дрогнул — придавленный им Чеслав попытался выбраться: из-под груды металлических реек и перекладин показалась рука с заточкой. Томский выбил ее мыском сапога.

— Папа… — донесся снизу сдавленный хрип, и все смолкло.

Анатолий обнял рыдающую Елену. Григорий попытался нащупать пульс на запястье своего врага.