Дмитрий Матяш - Z.O.N.A. АТРИум

Люди в этой местности не являлись редкостью — три населенных пункта вдоль дороги, по которой часто следовали караваны, а потому Егора не удивило присутствие здесь бородачей. Вполне возможно, это был патруль из Краснозвездного или разведка из Аномалинки.

Бородачи никак не отреагировали на его стон, они продолжали тихо о чем-то переговариваться, поворачивая над костром тонкие жерди с нанизанными на них кусочками мяса. И только когда Звягинцев приподнялся и начал шарить по себе руками, проверяя наличие оружия, они обратили на него внимание.

— Долго же ты, — с упреком посмотрел на него бородач с трубкой.

Суровые черты лица, красноватые, морщинистые щеки, кудрявая черная борода, косматые брови и острые глазки делали его похожим на исследователя далеких стран. Или Деда Мороза. В атрийской, разумеется, интерпретации.

— Где я? — убедившись, что оружие по-прежнему при нем, спросил бродяга, сосредоточив взгляд почему-то на бородаче, что сидел к нему спиной.

— Все там же. — Уголки рта у бородача, у которого из-под капюшона виднелась лишь нижняя часть лица, приподнялись. — Есть хочешь?

Эти трое в снайперских маскхалатах могли оказаться, конечно, бандитами, или мародерами, или, того хуже, кочевниками, но Егор, чей мозг по наитию анализировал происходящее, подумал, что это маловероятно. Окажись они бандитами, вряд ли у него был бы шанс очнуться. А уж если они пособничают хану Айкару в поисках убийцы его сына, то тем более не оставили бы бродяге оружие. И почему они сидят, как на поминках, закинув оружие по-походному за спины?

Звягинцев приложил ладони к разгоряченным щекам, с силой потянул вниз, обнажив белки глаз, открыл рот и хрипло выдохнул. Затем поднялся на ноги и, закрыв глаза, некоторое время просто втягивал ноздрями воздух. Это все, что он мог сделать, чтоб хоть как-нибудь утихомирить рвотный рефлекс, то поднимающий к горлу, то опускающий обратно все, что находилось в желудке. Отпустило. Он снова открыл глаза и попытался осмотреться, но изображение перед глазами плыло и покачивалось, будто эта освещенная костром поляна находилась на большом нефтяном пятне, колыхающемся на поверхности океана. В конце концов ему все-таки удалось разглядеть мятую траву и две продавленные тяжелыми арбами колеи метрах в семи-восьми от него справа. Там же валялся РПК и чей-то подсумок. Значит, он и вправду на том самом месте, где его стащили с дороги и бросили в овраг.

— Где Лена? — спросил Егор, повернувшись к костру. — Кэп… Женька… Где… они?

— Никакой благодарности, — вздохнул бородач с трубкой и разочарованно покачал головой. — Ни тебе здрасьте, ни спасибо, сразу вопросы. Все как всегда. Ничего не меняется.

— Молодежь, — пробасил второй, и бахромистая маскировка на его маскхалате встрепенулась от порыва ветра.

— Странная молодежь, — откликнулся третий. — Впору о себе подумать, а он Женьку ищет.

— Где Лена? — повторил вопрос Кудесник. — Где…

— Да спекся твой кэп, — обернулся тот, что сидел к нему спиной.

Звягинцев не смог разглядеть его лица так, как ему этого хотелось бы, но кое-что сразу бросилось в глаза. Бороды у него не было, наоборот, широкий, раздвоенный подбородок поблескивал в свете костра, будто только что был гладко выбрит, на щеках неприкрытыми оставались глубокие борозды шрамов, а ниже — татуировка, обвившая шею в виде застежки-молнии с «собачкой» аккурат на уровне левого лимфоузла. Из-за расстегнутого на пару верхних пуговиц кителя виднелись черные полосы зимней тельняшки, сразу понятно — гордости ее обладателя. Такому не дай бог сказать, что морпехи слабаки. На вид лет ему было больше, чем бродяге, но явно недостаточно для того, чтобы считать его «молодежью».

— Что значит «спекся»?

Егор проследил за его взглядом и увидел за спиной первого, на том рубеже, где свет от костра полностью поглощала темнота ночи, облаченные в эскады тела.

— Лена… — вырвалось у него, и он со всей прытью, на какую только были способны его слабые ноги, бросился к девушке.

Упав возле нее на колени, Егор приподнял ее за плечи. Голова Лены безжизненно свесилась, волосы касались черной земли.

— Нет! — вскрикнул бродяга, чувствуя, как у него внутри словно что-то оборвалось.

Перехватив девушку так, чтобы голова ее оказалась на его предплечье, пальцы другой руки он приложил к тонкой шее. Пульс не ощущался, и бледный цвет ее кожи только подтверждал наихудшие опасения.

Егор затрясся как в лихорадке, на глазах заблестели слезы, лицо исказила гримаса боли и невосполнимой утраты.