Роман Глушков - Лёд и алмаз

Они появились над Димитровским мостом, когда Годзилла, разрезав русло поперёк широченной прорубью, уже выбирался на правый берег Оби. Покружив над рекой, вертолётчики не обнаружили ни одной подходящей цели. Равно как и своих крымских товарищей, которые отправили на базу сигнал о помощи. Обстреливать же Годзиллу, скинувшего с себя главную компрометирующую его улику, было для «вертушек» лишь напрасной тратой времени и боеприпасов — гарантированно свалить таких тварей могли лишь бомбардировщики.

Садиться на берег пилоты Ка-85 тоже не стали. Из чего я мог сделать уверенный вывод: сейчас никто не подавал им сигналов, дабы привлечь внимание спасателей, не радировал «SOS» по индивидуальным каналам связи, и ничьи медицинские импланты не отправляли информацию о том, что их носитель ещё жив. Масляные разводы и пузыри на воде отчётливо указывали нынешнее местонахождение катера. Но лёгкие боевые вертолёты не были оснащены ботами-водолазами. И потому, зафиксировав на картах координаты, где утонула «Ларга», пашинцы дали напоследок над рекой ещё два круга и приняли решение возвращаться на базу.

«Пустельги» прилетали сюда для огневого прикрытия, а поскольку прикрывать и спасать тут оказалось некого, их задача могла считаться завершённой. Теперь гибелью керченских чистильщиков будет заниматься военно-следственная комиссия, но прибудет она сюда не ранее завтрашнего утра. Солнце садилось, и до наступления темноты оставалось около часа. А ночью в Зоне, да ещё зимой, поисками улик никто не утруждается.

Разгребая сугробы, Годзилла удалялся в глубь правобережья, и теперь я мог видеть только маячащую над снежными барханами верхушку его ротора. Вертолёты тоже скрылись с глаз, и я подумал было, что не увижу больше на берегу ничего интересного, как вдруг моё внимание привлёк появившийся невесть откуда вездеход: приземистая угловатая машина на широких резиновых гусеницах. Она подкатила к противоположной стороне перегородившей реку проруби и остановилась неподалеку от её края.

Судя по адаптивному камуфляжу брони и всего одной пулемётной турели, вездеход был разведывательным. Однако среди вылезших из него пятерых людей не оказалось ни одного военного. Я напряг зрение: да, верно — они были одеты в доспехи без каких-либо опознавательных знаков и вооружены армганами. Все, кроме одного. У этого ничем не примечательного субъекта в руке вместо оружия был длинный трёхметровый шест с набалдашником, величиной и формой напоминающим страусиное яйцо. Отдалившись от машины на десяток шагов, шестоносец вонзил своё орудие в снег навершием вверх и, отступив от него, скрестил руки на груди, явно чего-то ожидая.

— Занятно, — пробормотал я, даже не подозревая, чем занимается эта неопознанная компашка, которую не смущали ни плавающие в проруби человеческие останки, ни свежие пятна крови на снегу.

Хотя нет, одна догадка меня всё-таки посетила. И, желая поскорее её проверить, я подозвал к себе Свистунова…

Доводилось ли вам когда-нибудь видеть пребывающего в глубокой депрессии человека, которого заставили ползать по-пластунски? Зрелище довольно жалостливое и в то же время вызывающее невольную улыбку — это словно умерший клоун, уложенный в гроб прямо в цирковом гриме. Само по себе ползанье отнимало у Тиберия не так много сил, даже с учётом его сломанной руки. Но гримаса у него при этом была такой страдальческой, словно я заставил его елозить голым брюхом по битому стеклу с привязанным к спине мешком цемента.

Впрочем, когда доктор добрался до моей скрытой позиции, его настроение быстро переменилось. Нет, он не повеселел, но печать вселенского уныния у него с лица сошла, сменившись выражением опасливого любопытства. И чем дольше Свистунов пялился на отирающихся близ проруби сталкеров, тем опаски в его взоре оставалось всё меньше, а заинтересованности — больше.

— Есть какие-нибудь соображения, доктор? — в нетерпении заёрзал я, когда понял, что приглашенному мной на наблюдательный пост консультанту явно не терпится высказаться. — Это — они ?

Кто такие, эти самые они , уточнять не потребовалось. Тиберий прекрасно понял, кого я имею в виду, и ответил мне уверенным утвердительным кивком.

— Я не видел Талермана с тех пор, как тот покинул «Светоч», — добавил он затем. — Но человек с манком определённо похож на Давида Эдуардовича.

— Ты имеешь в виду того типа, который воткнул в снег палку? — попросил я уточнения.