Сергей Слюсаренко - Кубатура сферы

— Да такие мордовороты, как сборная Тырдыкистана по вольной борьбе.

— Ну, это, наверное, хорошо, громче сопеть будут. Издалека услышу. Давай жди.

— Ты бы лучше через черный ход пошел, — остановил Малахова сталкер. — Там с фасада все разбито.

— Мы что с тобой, в игрушки компьютерные играем? — отозвался Вадим. — Ты мне еще предложи из подвала заходить.

Ступеньки, ведущие к главному порталу ДК, были давно разбиты и оползли вниз обломками гранита. Сейчас эти гранитные осколки, залитые осенним дождем, тоскливо блестели на полированных местах. Все стекла в здании выбили, и даже алюминиевые рамы, в которых когда-то держались эти стекла, были растащены мародерами. Стекольное крошево тревожно хрустело под ногами, и Вадиму казалось, что звук разносится по всему зданию дома культуры. Первый этаж встретил Малахова диковатым панно, в котором, несмотря на осыпавшиеся фрески, еще угадывались и творческие порывы советских ученых, и ленинский энтузиазм миллионов. За деревянным барьером стояли разбитые вешалки — здесь раньше был гардероб. Вадим даже заметил несколько алюминиевых жетонов, висящих на крючках уже несколько десятилетий. Среди хаоса полуразрушенного здания дико смотрелось громадное зеркало на стене слева, непонятно каким образом сохранившееся.

Вадим представил, как много лет назад у этого зеркала толпилась молодежь, приводя себя в порядок перед танцами. Сверху уже доносилась музыка, сюда, на нижний этаж, долетали блики цветомузыки. Словно услышав несвоевременные мысли Вадима, зеркало отозвалось и, завибрировав призрачным отражением, изменилось. Не было темного здания и слегка освещенной осенним светом лестницы, ведущей наверх. В зеркале отражались люди, снующие возле стойки гардероба, сдавали легкие плащи и куртки, получали номерки, смотрелись в зеркало, стоя рядом с Вадимом. Никто не обращал внимания ни на Малахова, ни на его оружие и экипировку.

Внезапно люди заметались в панике, пытаясь бежать прочь от лестницы. Сверху, в контражуре дискотечных огней, спокойно ступая, шел черный человек. Те, кто оказывался рядом с ним, разлетались роем темных частиц и исчезали вместе с дыханием идущего. Человек шел не останавливаясь. Даже непроницаемость затененного лица не скрывала взгляда этого страшного человека. Казалось, что глаза его светятся, и смотрят они прямо на Малахова. Расстояние сокращалось, Вадим там, в зеркале, схватил автомат, пытаясь беззвучными очередями остановить черного. Но тот шел неотвратимо, как смерть в чумном бараке. Подойдя, он наклонил свое черное лицо и, приблизив его вплотную к лицу Малахова, стал высасывать из него жизнь. Внутри похолодело, как во сне при падении в бездну. И тут видение исчезло. Призрачный мир в зеркале исчез, не было ни дискотеки, ни страшного призрака. Остались лишь темные своды цокольного этажа — отражалось только то, что было в реальности. Потом, внезапно покрывшись густой сетью трещин, уже ничего не отражая, стекло рухнуло на бетонный пол горой серебристого крошева.

Малахов сбросил оцепенение, отвернулся от зеркала и пошел на лестницу, ведущую на второй, основной этаж здания. Несмотря на то, что, по показаниям сканера, в здании было не менее двадцати вооруженных людей, никто на встречу Малахову не выдвинулся. На втором этаже напротив лестницы обнаружились гандбольные ворота. Кто их притащил сюда, зачем их поставили здесь, в холле когда-то роскошного дворца культуры? Вадим подумал, что вот эти ворота могут быть символом всей Зоны — когда неуместное и бессмысленное оказывается в самом неожиданном месте.

Тоскливо воняло необитаемым домом, домом, в котором уже много лет не было человека. Умирающей штукатуркой, раскисающим от вечной сырости ракушечником, которым были облицованы стены, плесенью неухоженных стен и размокшим гнилым деревом. Осторожно, так чтобы спина была всегда прикрыта, Вадим двинулся по холлу ДК туда, где справа был проход в противоположную часть здания. Обойдя концертный зал, пахнувший из выбитых дверей темной жутью, Малахов очутился в той части дома культуры, где когда-то находились подсобки, помещения кружков самодеятельности и ленинская комната. И здесь не оставалось целых окон, и сквозь бетонные конструкции просматривалась площадка аттракционов. Даже Сухой, сидящий в разбитом «Патриоте», казался на расстоянии вытянутой руки. И одновременно совершенно далеко, на расстоянии в вечность. Там у разбитых, никогда так и не служивших людям качелей и каруселей, хоть и блуждали аномалии и время от времени бесновались зомби, не пахло смертью так сильно, как пахло здесь. Тревожное предчувствие начало сковывать Вадима. Он не понимал, почему спрятавшиеся за чередой дверей люди не проявляют себя. Ведь они же, очевидно, давно его обнаружили и готовы вступить в бой. Но ничего не происходило. Вадим встал сбоку от входа, так чтобы его прикрывала стена, и рванул на себя первую дверь. Хватило доли секунды, чтобы рассмотреть двух человек у письменного стола в дальнем конце комнаты. Два выстрела упредили любое действие этих людей. Осторожно, вдоль стенки, Малахов двинулся к следующей двери. Опять удар по трухлявой фанере, опять люди внутри, но здесь уже пришлось молниеносно отскочить за угол, из комнаты ответили длинными очередями. Одного взгляда мельком Малахову хватило, чтобы оценить обстановку. Резкий кувырок, несколько выстрелов, и помещение очищено. Вадиму все это очень не нравилось. Происходящее походило своим безумием на китайский боевик, когда двадцать соперников дерутся с одним главным героем, при этом в драке больше одного соперника не появляется — все степенно ждут своей очереди.