Лев Жаков - Охотники на мутантов

К ним подбежала Настька.

– Что ты делаешь?! – она толкнула Цыгана в бок. – Ты же его убьешь!

– Да неужели?! – прорычал Рамир и снова ударил. Голова Лесника мелко тряслась, глаза затянула мутная пленка, из разбитых губ стекала струйка крови.

– Прекрати, перестань немедленно! – она замахала на Цыгана кулаками… и вдруг, неожиданно для самой себя, влепила ему звонкую пощечину. Ахнув, опустила руку, недоуменно поглядела на нее, отступила.

– Ах ты!.. – Рамир бросил Лесника – тот кулем повалился на пол, мыча от боли, – схватил Настьку, занес над ней руку…

И наткнулся на взгляд широко раскрытых глаз.

– Ты же не убийца, – проговорила Настька, и в словах ее было больше вопроса, чем утверждения.

Гнев исчез, рука опустилась сама собой. Рамир осторожно отпустил девушку.

– Да… – растерянно пробормотал он, машинально дотрагиваясь до крестика. – Больше не убийца. Я ведь ухожу отсюда, из Зоны, значит, надо… Надо уничтожить ее в себе.

Настька нагнулась, приложила ладонь к ране. Та ныла, боль пульсациями расходилась по ноге.

– Дверь закрывается, – пожаловалась она. – Медленно так, но двигается. Большая, железная… Я трубу поставила, она ее сгибает!

С пола донесся тяжелый стон.

– Бери его, – сказал Рамир, просовывая руку Леснику

под мышку и приподнимая тяжелое тело. Настя подхватила с другой стороны.

– Быстрей, надо быстрее, – тяжело дыша, твердила она.

Сквозь густой пар они потащили сталкера в соседнюю пещеру. Оба покраснели, по лицам катил пот. Лесник слабо дергался и пытался что-то сказать, но лишь разевал рот, как рыба.

– Вот что с тобой сделала твоя Зона, – сказал ему Цыган. – Это твоя цена за свободу? Смертельная болезнь?

– Туда, за турбину! – крикнула Настя, когда они втащили сталкера в машинный зал.

Вода плескалась вокруг труб, пар клубился под потолком, конденсируясь на холодной породе, – в пещере шел дождь.

– Туда, держи дверь! – велел Рамир. Он сам потащил грузное тело вокруг огромного барабана газопаровой турбины, Настя убежала вперед, крикнув:

– Я не смогу!

Вода дошла до лодыжек и становилась горячее с каждой секундой. Рамир увидел широкий прямоугольный проем, к которому вели три ступени, уже почти затопленные. Толстая бронированная плита очень медленно сдвигалась в пазах, между нею и косяком оставалось около полуметра, из проема выглядывала Настя. На ступенях лежала согнутая, треснувшая труба. Выругавшись, Цыган перехватил Лесника поудобнее и потянул к смыкавшейся щели, сквозь которую теперь едва мог протиснуться крупный мужчина.

Лесник дернулся, затянутые пленкой боли глаза глянули на Рамира.

- Борг умер? – прошептал он.

– Да, да! – заорал Цыган.

Настя, высунувшись из проема, тянула его за пояс.

– Рамир! – кричала она. – Дядя Василь!

Лесник слабо улыбнулся, корка на лице треснула, из царапин потекла кровь. Рамир поддержал его, сталкер встал на ноги – и вдруг толкнул Настьку.

Она повалилась в проем. Щель стала еще меньше. Лес

ник всунул туда левое плечо, взялся за край двери руками, нажал, придерживая. Вены на лбу вздулись, он присел, сгибая колени, упираясь в ступени, уже скрывшиеся под водой.

– Давай! – прохрипел он.

Рамир, схватившись за косяк, встал ему на колено, боком нырнул в щель. Гудение приводов стало громче, и край плиты придавил сталкеров. Схватив Цыгана за руку, Настя дернула изо всех сил. Он уперся спиной, нажал, напрягая мышцы, – и проскользнул на бетонную площадку, озаренную тусклым красным светом.

– Давай, дядя Василь! – крикнула Настя, хватая за плечо Лесника. Дверь давила его, вжимая в косяк.

Он молча покачал головой.

– Нет, нет, мы тебя вытащим! – она продолжала тянуть его. Руки Лесника опустились, взгляд скользнул по Насте, и голова упала на грудь.

Моторы взвыли, дверь сдвинулась еще немного. Лесник не шевелился. Настька вскрикнула, отшатнулась, Цыган обнял ее и заставил отвернуться. Изо рта Лесника вытекла струйка крови. А из щели между ним и дверью, не закрывшейся до конца, побежала вода.

На столе в тесной подсобке горела керосинка с треснувшим стеклом. Она освещала топчан в углу, заправленный тонким солдатским одеялом, старый сейф и стоящие вдоль стен ящики с маркировкой. По проходу между ними ходил, потирая ладони, дед Пахом. С хитрого морщинистого лица не сходила улыбка. Загибая артритные пальцы, старик высчитывал, сколько сможет выручить за боеприпасы.

– А тут что? Эх, вы мои миленькие… – бормотал он, ножом приподнимая крышку очередного ящика и заглядывая внутрь. – Все, конечно, нельзя брать, – жалостливо поцокав языком, решил наконец Пахом, останавливаясь в конце подсобки. – Группировщики вернутся, а нам тут еще жить. Спросят, эх спросят…