Алексей Бобл - Воины зоны

Жжение прекратилось, но голова сильно кружилась, все вокруг плыло, труба качалась.

— Алексей? — повторила она и дотронулась до моей руки.

— Нормально, — просипел я. — Сейчас встану, сейчас… Лабус, не суетись, никто в меня не стрелял.

Поднявшись на колени, я оперся на плечо девушки, выпрямился. Ноги подкосились, пришлось прислониться к стене тоннеля.

— Так в чем тогда дело? — спросил Костя, опустив винтовку.

— БТС попробовал включить.

Я подобрал шлем и чуть не упал при этом. За пистолетом уже не рискнул наклоняться — Аня подняла его, протянула мне.

— Ну, попробовал, и что вышло?

— Глюкнуло в ней что-то окончательно.

— Так не включай больше, а то… — он сморщился и схватился за раненое плечо.

— Больше уж точно не буду. Что с тобой? Болит?

— Ясное дело, болит. Ладно, неважно.

— Где фонарь мой?

Он лежал на полу — окончательно сдохший. Плохо.

— Костя, посвети в эту трубу, которая слева.

Надев шлем, я подошел ближе к ней, присел на корточки и провел рукой по гладкой поверхности. Поднес пальцы к глазам, потер — чисто.

— Леха, пол-одиннадцатого уже, — сказал Лабус.

— Теперь давай в другую.

Когда перешел к соседней трубе, под ногами захрустел песок, и я сразу остановился. Даже свет не нужен, и так видно. Провел ладонью по стене — на перчатке остался слой пыли.

Выходит, где-то впереди она завалена, вентиляции в ней нет, хотя сквозь соседнюю воздух нормально проходит. Бугров сказал — идти в трубу слева, а еще сказал, что их пять. Но их шесть, и самая крайняя где-то впереди перекрыта. Значит — что? Идем в пятую по счету…

Я пошел по ней, подняв пистолет стволом кверху. Счетчик радиации на часах молчал. Голова еще кружилась, подташнивало — ощущение как с похмелья, причем сильного. Интересно, сколько нейронов у меня сгорело из-за этой выходки БТС?

— Костя, свети, — сказал я.

Он не ответил — мы одновременно заметили в стене справа три темных прямоугольника.

— Это чего там? — спросил напарник.

Я посмотрел назад — Аня шла последней, — сделал еще пару шагов и остановился перед узкими дверцами со скобами, где когда-то находились засовы. Сказал Лабусу:

— Пройди вперед немного.

— Курортник, времени мало совсем осталось. Это кладовки технические, Бугров про них говорил. На черта они тебе сдались…

— Вперед пройди! — прошипел я, открывая дверцу.

За ней была узкая ниша и полки с инструментами. Стенки тонкие совсем — на стыках железных листов попадались отверстия с выпавшими винтами, сквозь них внутрь лился тусклый свет.

Убрав пистолет в кобуру, чтобы обе руки были свободны, я быстро оглядел скобы засовов, покосился на Аню, шагнул внутрь и окинул взглядом содержимое полок. Так, вот это подойдет…

— Что там? — спросил девушка, встав в проеме.

Приникнув к отверстию, я увидел зал внизу. Большой, заставленный штабелями ящиков и стеллажами с каким-то оборудованием. Наша труба проходила вдоль стены под потолком. Сверху лился рассеянный свет, в зале вроде никого не было, хотя за штабелями мог спрятаться целый взвод…

— Алексей… — начала девушка, и тогда я решил: ладно, пора.

Повернулся к ней и сказал:

— Прости.

— Что?.. — начала она.

Взяв с полки обрезок изогнутой трубы, я шагнул наружу и втолкнул Аню в кладовку.

— Ты что?!

Я подался вперед, быстро поцеловал ее, шагнул обратно, захлопнул дверь и просунул трубу в скобы.

Дверца дернулась. Лабус стоял дальше по туннелю и молча наблюдал за мной.

— Курортник! — крикнула она.

— Извини, — повторил я. — Оставайся там.

— Алексей, нет!

— Я не хочу, чтобы ты умирала. Останься здесь. Это место далеко от зала, где находится Кречет.

— Выпусти меня! — Дверца дрогнула, когда девушка навалилась на нее. Скрипнула, слегка провернувшись в скобах, труба. — Ты не понимаешь! Я должна дальше…

— Ты сможешь выйти, — сказал я. — Долго эти скобы не выдержат. И когда выйдешь — возвращайся. Ведь ты можешь управляться с мутантами, пройдешь. Штурмовиков мы убили, а бюреры тебя не тронут, если ты будешь не с нами. Отведешь им глаза, задуришь мозги…

— Леха, время, — напомнил Лабус.

— Прости, — повторил я, развернулся и зашагал прочь, на ходу доставая пистолет.

— Алексей! — прокричала она вслед, но я не ответил.

* * *

Через сотню метров, оказавшись на перекрестке, где под прямым углом сходились две широкие квадратные трубы, мы повернули вправо. Я пытался не думать про Аню — получалось плохо. Перед глазами стояло ее лицо, а в ушах звучал голос, крик «Алексей!» — одновременно возмущенный, жалобный и просительный. Лабус молча шагал сзади и вопросов не задавал — понимал, что мне не хочется говорить обо всем этом.