Мария Семенова: Новая игра

Он проникся и начал высматривать за заборами местечко для настоящего индейского вигвама и самые толстые сосны, чтобы вешать на них круглые мишени для стрел; лук у него уже имелся — из тополёвых веток, с куском бельевой верёвки в качестве тетивы. В Питере ждала их возвращения комната в коммуналке, куда с ноября по март не заглядывало солнце. Там были отклеившиеся обои, малоприятный сосед и пять рублей до зарплаты, но они с мамой дурачились и веселились, присматривая себе загородную недвижимость, словно в шкафу наготове стоял чемодан долларов — выбирай, чего душа пожелает.

А потом они повернули за угол и увидели тот дом. Или дворец, как они потом много лет его между собой называли. Наверно, архитектурно в нём ничего уж такого особо дворцового и не наблюдалось. Мощный фундамент, два каменных этажа, башенка, балконы с перильцами… Скорее всего, дело было просто во впечатлении — весна, несбыточно-весёлые фантазии, удачно падавший свет… Если «коробки» стояли на своих участках словно отвернувшись, таясь в тени сосен от любителей нескромно заглядывать в окна, — дворец буквально распахивался навстречу, залитый солнцем, лучившийся каким-то радостным и гостеприимным доверием ко всякому, кто мог войти в его двери. И не подлежало сомнению, что там, за этими дверьми, ждала какая-то совсем другая, добрая и счастливая жизнь, полная чудесных открытий. А ещё там обитала музыка — неслышимая, без мелодии и без слов, но Вовик знал, что непременно вспомнит её, как только она зазвучит наяву.

Некоторое время они с мамой молча стояли перед воротами, а потом он сказал: «Я много денег заработаю. И тебе его куплю».

«Конечно, — сказала мама. — И ещё мы заведём собаку, чтобы она здесь гуляла. И двух кошек…»

Так вот. Оказывается, на пещёрских задворках таился если не тот самый дворец, чудесным образом перенесённый из курортного Репина, то — совершенно точно — его брат-близнец, возведённый по тем же чертежам.

Или опять всё дело было во впечатлении? В удачно падавшем солнце?..

Козодоев аж споткнулся, детские воспоминания на несколько мгновений вчистую стёрли реальность. Потом Вован тряхнул головой и увидел, что дом был — тот, да не тот. Пещёрский «дворец» отличался от репинского примерно так же, как реально получившаяся жизнь Козодоева — от той, которую маленький Вовик собирался прожить с мамой в купленном на будущие заработки особняке. Краска на его стенах выцвела, по взъерошенной крыше вольно гуляла ржа, внешняя штукатурка местами отпала, открывая кирпичную кладку, пыльные окна выглядели свинцовыми, как на древних плакатах про атомную войну…

И предчувствие музыки больше не рвалось навстречу, растворившись в этом самом свинце.

— А ты не лётчик, а я была так рада… [2] Песня из репертуара Натальи Ступишиной. — сипло и крайне немузыкально неслось изнутри.

Как уместна была бы здесь Люська. С её холодными макаронами и вечно несвежим запахом простыней…

Собственно говоря, внятно и осознанно Козодоев ничего такого вовсе не думал. За последние лет десять он о репинском доме, кажется, ни разу не вспомнил. Кто мог ждать, что всё вдруг всколыхнётся, да с такой почти пугающей силой!

«Были раньше времена… — Следуя за Худюковым, он поднялся на крыльцо, миновал большую захламлённую веранду и, оказавшись в доме, невольно замер. — А теперь мгновения. О которых не то что свысока — вообще лучше не думать… Что у них тут сдохло? »

Ох, братцы, повторимся, но скажем: осторожней с желаниями!.. Помните тот рассказ Джека Лондона? Не о Белом Клыке и не о приключениях на тропических островах — о беспросветной жизни подростка-рабочего времён тогдашнего диковатого капитализма. У изуродованного непосильной работой, вечно полуголодного пацана есть одно доброе воспоминание — кушанье «плавучий остров», которое он пробовал всего раз и смутно надеется отведать ещё когда-нибудь, когда наступит светлое будущее. И вот однажды малолетний кормилец семьи, измочаленный на своём заводе, возвращается после смены домой, мать пододвигает ему тарелку, а когда парень, не ощутив вкуса, проглатывает бурду, мать его спрашивает: не узнаёшь? Это ведь я «плавучий остров» для тебя приготовила… И всё, и погас последний свет в окошке, и становится окончательно ясно, что никакое светлое будущее уже не наступит…

Это мы к тому, что за порогом, который Козодоев переступил с неким внутренним трепетом, с робко шелохнувшейся мечтой о волшебнике на голубом вертолёте, пробившейся даже сквозь привычный цинизм, — за этим самым порогом Вована тотчас накрыла волна вполне убийственной вони.