Артем Мичурин - Еда и патроны

За Лакинском дорога, ранее имевшая хоть чуть-чуть, но пользуемый вид, с каждым пройденным километром всё больше превращалась в широкую лесную тропу. Через несколько часов пути уже ничто не напоминало об асфальтовом полотне трассы М7. Оно полностью заросло землёй, а ту, в свою очередь, покрывала сохнущая трава с единственным различимым следом проехавшей недавно телеги.

Муромские сосновые леса постепенно сменились лиственными, точнее — голыми, с редким вкраплением тёмных, едва не до черноты, елей, в окружении громадных лип, ясеней и дубов. Паутина ветвей здесь до того плотная, что даже без листвы даёт тень не хуже чем в сосновом бору. Молодняку не просто выжить в тёмном подлеске, он тонок и чахл, зато папоротник вовсю разросся, и теперь его сухие мёртвые листья покрывали землю грязно-бурым ковром. Дважды я замечал кабаньи лёжки, прямо возле дороги, а ближе к полудню в нос ударил запах падали. На обочине, уткнувшись рогами в гнилой пень, лежала туша лося. Вернее обглоданный, в лохмотьях чёрного мяса скелет с источенными костями и задубевшей от крови шкурой, валяющейся на дороге, откуда лосиные останки и были перетащены моими подопечными, дабы освободить проезд. Судя по аромату, зверь умер четыре дня назад. Крупный, килограмм под триста-триста пятьдесят. Такого и волколаку завалить нелегко. Скорее всего, собаки поработали. Большая стая. Борозды от клыков на костях не особо глубокие, их почерк. Только вот… Два позвонка в шейном отделе раздроблены, и явно не зубами. Я пригляделся к земле вокруг тёмного пятна впитавшейся крови. Точно — следы здоровенных когтей, обрамляющих отпечаток широкой тяжёлой лапы. Сам Хозяин леса изволил отобедать. Содрал шкуру с убоины, съел жир, ливер и довольный жизнью удалился переваривать, а шавкам достались объедки. Но это вовсе не означает, что медведь забыл сюда дорогу. Он вполне может вернуться, рассчитывая перемолоть крепкие лосиные кости, пришедшиеся не по зубам мелким тварям, и полакомиться мозгом.

Раньше медведей в здешних краях не водилось. Они появились тут совсем недавно. Должно быть, пришли с северо-востока, где зимы с каждым годом становятся всё холоднее, а пищи всё меньше. И, придя, обосновались как дома. Кабаны, олени, лоси, ягоды, грибы, муравьи, личинка — жратвы полно. Не отказываются косолапые и от домашней скотины, если припрёт, но людей обычно стараются обходить стороной. Не брезгуют падалью. А поздней осенью они особенно прожорливы, запасают жир перед спячкой. И тут уж не до гастрономических предпочтений. Встретят человека — употребят за милую душу.

По рассказам охотников медведь — зверь абсолютно непредсказуемый. Если лоси с оленями опускают рога, демонстрируя свои агрессивные намерения, а собачья братия прижимает уши, скалится и вздыбливает шерсть, то медведь может атаковать в любой момент, без предупреждения. Иногда, если не голоден, он встаёт на задние лапы и ревёт, отпугивая незваного гостя, но чаще не утруждает себя вступлениями, а переходит сразу к делу. Неповоротливый с виду увалень, круглый, пушистый, похожий на сказочную добрую зверушку — никак не вяжется со смертельной опасностью. Обманчивое впечатление. Не знаю, известна ли зверям жестокость, но если так, то медведь, без сомнения, один из самых жестоких хищников. Какова основная цель подавляющего большинства четвероногих убийц при охоте? Это область горла, там, где проходят ярёмная вена и сонная артерия — магистрали кровотока, несущие в мозг кислород с питательными веществами. Один точный укус, удержание, и вот жертва уже не дышит. Так делают все, но только не медведь. Он плевать хотел на то, мертва добыча или ещё в сознании. Если она не представляет угрозы и не пытается убежать, значит можно приступать к трапезе. Я не единожды слышал пересказ истории одного охотника, которому посчастливилось — что спорно — выжить после встречи с медведем. Тот ночью, ничуть не испугавшись горящего перед входом костра, вытащил незадачливого зверобоя из палатки и начал жрать его. Просто придавил лапой к земле и откусывал кусок за куском. Без суеты, без спешки, как будто всегда только орущими во всю глотку охотниками и ужинал. Мужику «повезло», медведь оказался не слишком голодный, съел левую половину лица, вместе со скулой, и руку, после чего бросил охрипшее от воплей «блюдо» и ушёл. Охотник, кое-как остановив кровь, сумел добраться до города, где местный хирург отрезал ему обглоданную культю и натянул кожу на изуродованную физиономию. С тех пор охотников-одиночек, уходящих в леса на несколько дней, как бывало раньше, сильно поубавилось.