Артем Мичурин - Еда и патроны

— Ну-ка, ну-ка, — Хромой подошёл ко мне и, смерив взглядом, приподнял кустистую бровь. — А не мелковат?

— Я с твоих слов понял, что в самый раз, — ответил Валет.

— Щуплый он у тебя какой-то. Не подох бы в дороге.

— В какой дороге? — спросил я, но был самым хамским образом проигнорирован.

— Он только с виду щуплый, но здоровья на троих хватит.

— Смотри, Валет, — Хромой ощерился, проводя языком по золотым зубам. — Сроки горят, сам знаешь. Облажается пацан, отвечать тебе придётся.

— За это не переживай. Давай-ка лучше к делу.

Что ни говори, а детство — тяжкое время. Ты мелкий, слабый, глупый, каждый может тебе наподдать, а то и прибить, если под горячую руку сунешься. А главное — окружающие пытаются, так или иначе, тобою манипулировать. И, что самое неприятное, им это удаётся. Странное дело, со сверстниками такие фортеля не прокатывают. На «слабо» я никогда не вёлся. Но если посыл исходит от старшего, с детскими мозгами случается что-то необъяснимое. Наверное, виной всему долбанное честолюбие. Серьёзные дядьки говорят с тобой про серьёзные вещи, вводят в свой круг. Это уже не игрушки, тут всё по-взрослому. Тебя восприняли всерьёз. Как откажешься? Вот и я не смог.

Задачу мне сформулировали просто и понятно — прибыть в Навашино, дождаться ночи, покинуть своё убежище, найти Баскака — второго человека города — и сделать так, чтобы его имя впредь упоминалось в прошедшем времени. Отлично. Люблю простые решения.

Преодолеть дорогу от Арзамаса до Навашино мне предстояло в оружейном ящике. Без ведома хозяина груза. Каким путём я попал в кузов — не знаю. Упаковали меня уже в берлоге Хромого, после чего долго несли и, в конце концов, положили. Сколько времени пролежал — трудно сказать. Часы у меня отобрали, дабы не создавать посторонних шумов. С собой дали АПБ с двумя магазинами, кислородный баллон, кисет подсушенных листьев неизвестного мне происхождения и две фляги: одну с водой, и одну пустую, для справления малой нужды. Большую нужду запретили строго-настрого. Еда также оказалась не предусмотрена. Впрочем, проголодаться я всё равно не успел. Как-то не до того было. Повезло ещё, что навашинским везли «крупняк», а не только стрелковую мелочёвку.

Ящик КПВ сильно напоминает гроб. По длине места хоть отбавляй, но вот с боков тесновато, приходилось складывать руки на груди, это, кроме экономии жизненного пространства, помогало вовремя подставить ладони, чтобы не разбить физиономию о крышку на очередном ухабе, когда мой «катафалк» пришёл-таки в движение.

Ехали, по моим ощущениям, не меньше недели, хотя на самом деле маршрут Арзамас-Навашино занимает не больше четырёх часов. Но тогда я пребывал в полной уверенности, что, когда вылезу из чёртового ящика, под ногами окажется другое полушарие, с пальмами, слонами и полуголыми чёрными бабами. Если кому-то кажется, что время летит чересчур быстро, могу смело посоветовать — ложитесь в гроб, закрывайте крышку, и всё пройдёт.

Наконец, грузовик сбавил ход и остановился. Но моя радость была омрачена, спустя минуты две, машина снова тронулась. Видимо, проверка на КПП.

Раньше я в Навашино не бывал, только на карте видел мельком, и не имел ни малейшего понятия, что представляет собой город, если, конечно, отбросить дворовые страшилки о зверских казнях пленных муромчан, с которыми навашинцы без устали грызлись уже не первый десяток лет. Рассказывали, что возле западной границы города стоит частокол высоченных шестов с обращённой к небу буквой «Х» из досок, на каждом. К доскам этим привязаны пленники, живые, но с перебитыми руками, ногами и хребтом. Говорили, что их крики разносятся на пять километров, звуча музыкой для навашенцев и холодящим душу воем для муромских мародёров. А над шестами кружат тучи мошкары и воронья, в ожидании своей очереди полакомится свежим мясцом.

Только я начал вспоминать подробности процедуры колесования, как грузовик резко затормозил. Послышались голоса, шум хлопающих дверей и открываемых бортов.

— Здорово. Как добрался?

— Приветствую. Без происшествий.

— Всё привезли?

— Само собой. Шесть РПГ, сорок восемь выстрелов, тридцать шесть семьдесят четвёртых, «пятёрки» — четыре цинка, на четыре с половиной тысячи, двадцать МОНов, три КПВ и тысяча двести патронов к ним. Как договаривались. Пересчитывать будешь?

— Хе, шутник. Пойдём-ка, разговор есть.

— Эй, там! Руки оторвать что ли?! Осторожнее! Дебилы.

— Сзади хватай.