Дэвид Дэверо - Луна охотника

Около одиннадцати утра наше терпение было вознаграждено. Михаэла Филипс и Сара Мэдсен, два последних члена внутреннего круга, если не учитывать Гамильтон и Альдер, медленно подошли к зданию. Сначала об их приближении доложили зоркие снайперы, а потом, когда они вошли внутрь и нерешительно остановились в тени, я и сам смог рассмотреть женщин. Они обе явно нервничали, говорили шепотом и пытались заверить друг друга, что все будет хорошо. Все их разговоры доносились до меня благодаря чуткому микрофону, но, говоря по правде, они не сказали ничего интересного. Это были просто две перепуганные женщины, только что осознавшие, в какую глубокую пропасть они угодили, и надеявшиеся, что кто-то придет и протянет им руку помощи. В некотором роде я испытывал по отношению к ним жалость: было ясно, что они вступили в общину совсем не ради этого. Но мое мимолетное сожаление не могло им ничем помочь; в данный момент они были врагами нации, и в интересах общественной безопасности и прочей подобной ерунды их надо было обезвредить.

Час, отведенный им в инструкциях на ожидание, тянулся очень медленно. Наконец я стал медленно спускаться на нижний этаж, осторожно приближаясь к женщинам. До момента захвата у меня еще оставалось несколько минут, и я воспользовался ими как нельзя лучше. К тому времени, когда они собрались уходить, между нами было не более пяти ярдов. По-моему, отличная позиция. Условленным кодом из коротких гудков я запросил снайперов о наличии какой-либо активности снаружи. Ответ был отрицательным; за пределами дома ничего не происходило. Еще один сигнал дал команду находящимся в фургонах группам заводить моторы и готовиться к движению, и его получение было немедленно подтверждено. Едва Мэдсен открыла дверь, я дал приказ приступить к захвату, и, когда дверь закрылась, я уже стоял у самого выхода и наблюдал через окошко.

Два ничем не приметных фургончика, какие постоянно снуют по улицам Лондона, взвизгнули тормозами у самой двери. Тогда я тоже вышел на улицу. Двери фургонов синхронно скользнули в сторону, и из-за них показались дула автоматов. Каждую из женщин втащили в фургон, и машины рванули с места, потратив на прием пассажиров не более десяти секунд. Вокруг все было тихо, словно ничего не случилось. Я отозвал снайперов, разрешив им покинуть точки, но быть наготове и ждать следующего приказа, а сам вышел на солнечный свет и зашагал к складу, приютившему Джульетт и мою машину. Утренняя работа закончилась успешно, и я с нетерпением ждал, какую информацию смогут вытянуть из пленниц наши дознаватели.

Джульетт я обнаружил на том самом месте, где и оставил. Новые свечи, зажженные, когда я приносил ей воды, горели прекрасно, и все было на своих местах, как я и рассчитывал. Лежащая на полу обнаженная женщина выглядела ужасно. Волосы свалялись, глаза покраснели и опухли от слез, запястья и лодыжки были содраны в кровь, пока она пыталась освободиться от веревок. Теперь она не представляла для меня никакой ценности, и надо было решать, что с ней делать дальше. Для допросов у нас имелись еще два члена внутреннего круга, и вряд ли третья женщина окажется полезной. Все же я решил хотя бы попытаться поступить правильно, а поможет мне в этом еще один фургончик группы зачистки. Я вошел в круг, вытащил шприц из кармана и впрыснул Джульетт хорошую дозу успокоительного. Она быстро отключилась, и теперь ее можно было перевозить на базу, не опасаясь, что женщина позовет на помощь. Я наблюдал, как ее пристегнули к медицинским носилкам и погрузили в фургон вместе с остатками свечей, курильницей ладана и прочими магическими атрибутами. Я стал тщательно удалять чары, и вскоре после отъезда фургона единственным свидетелем происходящего осталась моя машина.

Тем не менее меня что-то тревожило. Выражение ее лица после укола наркотика казалось мне странным: она улыбалась, словно знала какой-то секрет. Это было совершенно бессмысленно, поскольку она отлично понимала, что попадет не куда-нибудь, а в секретную лабораторию службы. Но улыбка на ее лице была точно такой же, как и в тот момент, когда она, едва оказавшись в помещении склада, начала мне угрожать. «Мы поймаем тебя, мерзавец, — говорила она тогда. — Ты станешь для нас игрушкой, и тебе это понравится».

Ее улыбка обрела смысл, когда чья-то ладонь закрыла мне рот и нос, и последнее, что я успел ощутить, был запах хлороформа.

Я очнулся и обнаружил, что привязан к чему-то похожему на крест. Руки были вытянуты в стороны, ноги разведены и зафиксированы крепкими ремнями. Голову тоже оказалось невозможно повернуть — на лбу была плотная повязка, а к щекам с обеих сторон прижимались уходящие вперед пластины, наподобие шор. Не самый лучший вариант пробуждения.