Тимофей Бермешев: Альма

— В смысле? — удивился я.

— На часы смотрел? Поздно уже, разбудишь еще, будет опять на тебя дуться.

— Какое разбудишь? — возмутился я, — восемь вечера всего! Отдай телефон.

— Это у нас восемь, — не сдавался Костя, — а в Париже уже три часа ночи.

— Как? — не понял я, — Она же должна была уже прилететь с конференции. На недельку же их всего отправляли.

— Задержалась, — мрачно буркнул мой друг, отпивая из кружки.

— С чего бы? Сверх лимита их там никто держать не будет, а своих денег у нее на отдых в столице моды никак не хватит, уж мне ли этого не знать! Я ей почти всю зарплату отдал перед отъездом. На покупки там, ну и на погулять.

— Дима, ты пить будешь, нет? — Костя засыпал в себя очередную порцию вяленых кальмаров и принялся с аппетитом их уничтожать, — Пиво греется.

— Нет, ты ответь.

— Слушай, вот приедет, сама все и расскажет, я-то тут причем?

— В том, что она тебе звонила, и в том, что врать ты не умеешь, — ответил я, наливая в кружку из пятилитровой бутылки чешское светлое, — колись.

— И за что мне все это? — закатив глаза к потолку, откинулся на диван Костя, — за каким буем я вообще у тебя этот телефон взял?

— Больше было некому. Ты один был в городе. Итак?

— Итак, что? — разозлился Костя, — ты меня тут пытаешь, а передо мной может выбор стоит: в больницу тебя опять отправить, когда ты и так с того света только сегодня вернулся, или друга потерять. Потому что ты, придурка кусок, потом со мной же общаться не будешь, если я от тебя что-то скрою. Вот сижу и думаю, что же выбрать! Не подскажешь?!

— Костя, — похолодел я, — что с Катей?!

— Да что с этой дурой сделается? — откинувшись на подушку, махнул рукой тот, — жива, здорова.

— Тогда в чем дело? — я никак не мог понять сути его злости.

— В том, что ей и во Франции теперь не хило живется, — выдохнул тот, резко успокоившись, и вновь приложился к кружке.

— В смысле живется? — оторопел я.

— О, я смотрю, та травма даром не прошла, — грустно усмехнулся он, — мозгами-то пораскинь, глупым ты вроде никогда не был. Доверчивым, да, это сколько угодно, но не глупым.

— Да объясни ты уже толком, что произошло — разозлился я, — что все ходишь вокруг да около?

— Да мужика она там себе нашла, непонятливый ты наш! Познакомилась, понравился он ей, решила задержаться на неопределенный срок, так понятно?

— Чего??? — похоже, мое лицо в этот момент, выражало крайнюю степень отупения, потому, что Костя хмыкнул и решил все же пояснить все подробнее, хотя было видно насколько этот разговор ему неприятен.

— А я тебе говорил, между прочим. Да что там теперь уже… Короче познакомилась она на конференции с неким Жаном Лакроа. Перец этот из какого-то их старинного аристократического рода. Весь из себя, благородство изо всех щелей, деньги уже в банк не помещаются, да и сам по себе ничего вроде. Андрюха говорит нормальный мужик. Русский даже немного знает.

— Какой такой еще Андрюха? — спросил я.

— Да знакомый мой, он же тоже туда полетел с группой, а ее как ты знаешь, со всего универа собирали. Так вот. Ну и закрутилось у них там чего-то с твоей Катей. Да и понятно, в принципе, с чего. Со стороны посмотри — так мечта любой девчонки: гибрид Аполлона с банкоматом. Андрюха это дело увидел, ну и как-то, когда мы вечером с ним по скайпу общались рассказал, что мол повезло одной девчонке тут, по ходу, устроила себе будущее без всякой науки. А тут и сама виновница разговора к нему в комнату заходит, чего-то спросить и видит мою харю в мониторе, кусочек разговора она все-таки успела услышать. Ну и началось… Начала нас слезно просить тебе ничего пока не рассказывать, потому, что сама еще не знает, как ей быть, а тебе, мол, больно делать не хочет. Своевременно, надо сказать, у нее это желание проснулось. Мда…

В общем, пообещали мы ей тебе ничего не рассказывать, ну… я пообещал, Андрюху-то ты же даже не знаешь. Вот… А потом спустя пару дней начала она мне разговоры заводить, про то, что ты ей на звонки, мол, отвечать не хочешь. А раз так, то это я тебе все рассказал и ты уже горькую сидишь вторую неделю пьешь, или вообще повесился давно. Она ж тебе первый раз-то позвонила, только когда тебя уже на обычный режим в палату перевели. Я ей как мог доказывал, что все нормуль, вроде успокоилась, потом пропала почти на неделю, и вот недавно опять начала на меня наседать, где ты мол, и почему молчишь.

— Ты точно про мою говоришь? — сказать, что я был в шоке, это ничего не сказать. Весь привычный мне мир рушился, дышать было тяжело, казалось, грудь сдавили мощные тиски, в глазах потемнело. Я с трудом заставил себя сделать вдох. Не могла она такого сделать. Ну не могла! Мы же не просто были столько лет вместе, мы были еще и лучшими друзьями! А это, порой, бывает намного дороже. Не было такого человека в моей жизни, которому бы я доверял также как ей, и в ее жизни я тоже был именно таким человеком. Сколько мы пережили вместе. Сколько нас связывало. Какое было взаимопонимание. Мы дополняли друг друга, понимали с полуслова, понимали вообще без слов. Миша, любивший красивые обороты речи, даже называл нас одной душой в двух телах. И вдруг такое… Просто немыслимо. Такого просто не могло быть…