Сергей Зайцев - Рось квадратная, изначальная

Благуша приподнялся на лежаке, сел, протёр глаза, глянул в окно. За окном стоял ясный день. Поморщился – из соседней каморы под забористые звуки балабойки доносился басовитый голос певуна. Причём песенка была исключительно похабной:

Благуша ожесточённо протёр глаза, прогоняя остатки сна, и глянул на сидевшую напротив попутчицу.

– Сколько же я спал, оторви и выбрось? Часа два?

Минута как-то странно улыбнулась, а в красивых зелёных глазищах, в которых можно было утонуть, как в озере, заплясали весёлые анчутки.

– Больше. Намного больше. Видимо, здорово устал, а я беспокоить тебя не стала. Ну спит человек и спит…

– Больше? – Благуша на миг прислонил нос к окну, глянув сквозь стекло в небо, – Но, судя по Зерцалу, сейчас всё ещё день, а не вечер.

– Конечно, день, – легко согласилась Минута. И уточнила, снисходительно пояснив: – Только следующий. Ты проспал почти сутки. Я и не думала, что бывают такие лежебоки! Ежели б я тебе не разбудила, ты бы и дальше смотрел свои сны.

Открыв рот, Благуша ошеломлённо смотрел на соседку. Сутки? Не может быть! Снова глянул за окно. Там стоял полдень. Ничего себе… И голод просто зверский. Точно, сутки проспал. Даже шишка на голове, полученная при посадке на грузовоз, уменьшилась и почти не болела, что тоже свидетельствовало в пользу заявления Минуты.

– Это всё проклятый сонник, оторви и выбрось! – вырвалось у Благуши. – Хорош подарочек оказался!

– Тс-с-с. – Минута поднесла палец к губам, понизив голос до шёпота. – Я вот почему тебя разбудила. Мне твоя помощь понадобится. Слышишь певуна, что на балабойке наяривает? Глянь-ка в коридор, в сторону соседней каморы, что справа, только осторожно.

– А что там? – также шёпотом спросил Благуша, проникнувшись моментом.

– Да ты сам посмотри.

Весьма заинтригованный, Благуша привстал и чуть высунулся в коридор.

В соседней каморе он увидел ражего и рыжего детину в сером армяке, с весьма запоминающейся внешностью – нахальный взгляд, насмешливо кривящийся усатый рот, левая щека от виска до подбородка перетянута жутковато белеющим шрамом. Он-то и пел паскудную песенку про Милку под одобрительный смех собравшихся слушателей из седунов, и хотя в дюжих руках детины балабойка казалась просто игрушечной, получалось у него, надо отдать должное, совсем неплохо. Конечно, не про его именно, Благуши, суженую сложена была песня, но всё равно мысли возникали весьма неприятные. Подойти да по рогам треснуть, чтоб воздух не засорял… Да народу вокруг певуна собралось изрядно, могут и заступиться, самому по рогам надавать…

Неожиданно в голове Благуши словно что-то щёлкнуло, и перед глазами словно наяву всплыли рукописные строки: «Ухмыл – „усы узлом“, коренастый, широкоплечий, на левой щеке шрам от виска до подбородка, прилично играет на балабойке…»

– Да это же… – Благуша отпрянул и плюхнулся обратно на лежак, чуть не задохнувшись от неожиданного открытия. Спохватившись, понизил голос до едва слышного шёпота: – Да это же бандюк, оторви и выбрось! Я же его рожу на вантедной доске видал, на Станции. Точно бандюк, ухо на отсечение даю! Среди бела дня уже шастать начали, оторвы этакие…

Минута протянула над столиком руку, и её изящный указательный пальчик, оказавшись на губах Благуши, заставил его умолкнуть. Честно говоря, от подобного прикосновения ему даже стало приятно.

– Значит, так, – сразу посерьёзнев, деловито сказала Минута. – Ты сейчас пройдёшь к вагонному смотрителю и сообщишь ему о бандюках, ежели он ещё не знает…

Благуша дёрнулся, пытаясь что-то сказать, но Минута прижала пальчик крепче и укоризненно покачала головой.

– Не перебивай, вчера ты показался мне человеком воспитанным. Слушай внимательно и запоминай. Тут вся ватага Рыжих с той самой вантедной доски, которую ты видел на Станции, влезли на последнем полустанке. До храмовника осталось всего четыре часа, и Махина будет идти без остановок – полное раздолье для грабежа и бесчинства. Должен же смотритель что-нибудь придумать, например сторожей с грузовозов собрать да повязать этих ватажников. Плохо всем придётся, ежели их не остановить… Как пойдёшь, постарайся не привлекать лишнего внимания, просто иди, как будто за кипятком. Ежели смотрителя не окажется на месте – может, повязали уже, – пройди в следующий вагон… Нет, не то. – Минута досадливо поджала губки, нахмурилась. Затем убрала палец и задумчиво подпёрла обеими руками подбородок, уставив локти в стол. – Вот что – двигай-ка ты сразу к махинисту, предупреди его и оставайся с ним. А я чуть позже приду к вам, вдвоём идти – слишком заметно. Я постучусь так. – И она пробарабанила своим пальчиком по ладони слава условный стук.