Антон Грановский - Имперский крест

– Почему не дошла информация? Как такое вообще возможно? Информация есть, но она не доходит! Зачем отдавать приказы, если никто о них не знает! То, что произошло, – провал, и в ответе за это я! А потери? Вдовы и сироты – им будет за что меня ненавидеть!

– Мой фюрер…

Дальше Геринг понизил голос, словно сообщал шефу секретную информацию, но Гитлер прервал его:

– Ты разочаровываешь меня, Герман! И пророк из тебя никудышный. Не ты ли говорил, что ни одна вражеская бомба не упадет на города Германии? Кто объявил об этом нации? Кто уверял в этом нашу партию? Я читал в книгах об азартных карточных играх – мне знакомо понятие блефа. Германия – не зеленое сукно ломберного стола, на котором можно играть в азартные игры.

– Мой фюрер, ваши обвинения не совсем справедливы. Я никогда…

– Вы погрязли в довольстве и роскоши, Геринг! – снова оборвал Гитлер. – Вы живете в дни войны, словно император или еврейский плутократ! Вы стреляете из лука оленей, а мою нацию расстреливают из пушек самолеты врага! Призвание вождя – это величие нации! Удел вождя – скромность! Профессия вождя – точное соотнесение обещаний с их выполнением!

– Шеф, я не…

– Не надо больше слов. Отправляйся в свою ставку, Герман, я должен все тщательно обдумать.

Геринг зашагал к двери. Егор быстро отпрянул и отошел на пару шагов.

Рейхсмаршал вышел из кабинета и неплотно притворил за собой дверь.

– Дьявол… – тихо выругался он. Потом взглянул на Егора и грубо спросил: – Куда вы уволокли мои вещи, гауптштурмфюрер?

– Они в гардеробе, господин рейхсмаршал. Прикажете принести?

– Сам пройду.

И Геринг – тяжелый, мощный, как медведь, двинулся к гардеробу. Егор последовал за ним.

Набросив шинель и надев на голову фуражку, Геринг нахмурился и вдруг разразился тихой, но весьма отборной бранью, помянув в своей «отповеди» русских, англичан и американцев и пообещав отправить их всех туда, куда ни один человек в здравом уме не отправился бы.

Егор спокойно выслушал нецензурный монолог Геринга, затем достал из кармана брюк алюминиевую фляжку и протянул ее рейхсмаршалу. Геринг на мгновение замолчал, потом взял фляжку и спросил без всякого удивления:

– Что там? Шнапс?

– Бренди, – ответил Егор.

Рейхсмаршал кивнул, свинтил крышку и хорошенько приложился к фляжке.

– Хорошее пойло, – похвалил он. Затем вернул фляжку Егору, оглядел его с головы до ног и сухо осведомился: – Фамилия?

– Гауптштурмфюрер Георг Грофт.

Геринг еще несколько секунд сверлил Волчка своими холодными, светлыми глазами, потом вдруг хмыкнул и одобрительно проговорил:

– Ты хороший парень, Грофт. И я это запомню. Поверь, я умею быть благодарным.

Геринг запахнул пальто, поправил на плече дорожную сумку и двинулся к выходу. Однако на полпути вдруг обернулся и спросил:

– В карты играешь?

– Так точно, господин рейхсмаршал.

– Приезжай ко мне в ставку. Завтра, часов в семь вечера. Я выпишу на тебя пропуск.

Геринг повернулся и вышел из блокгауза.

Егор снова подошел к кабинету. Брови его удивленно приподнялись. Из рабочего кабинета Гитлера доносилась тихая прекрасная музыка. Заглянув в щель, Егор увидел, что фюрер сидит в кресле с закрытыми глазами, полностью поглощенный мелодией и словами песни, льющейся из патефона.

Вид у Гитлера был измученный, почти несчастный. Контраст с только что закончившимся шумным спором – поразительный.

– Войдите в кабинет, гауптштурмфюрер, – сказал вдруг фюрер, не открывая глаз. – Хватит там топтаться.

Егор послушно вошел в кабинет, напустив на себя самый смиренный вид, на какой только был способен. Гитлер открыл глаза, посмотрел на него и спросил:

– Вы знаете, кто это поет?

– Нет, мой фюрер, – ответил Егор.

– Это Йозеф Шмидт. Великий оперный тенор.

– «Маленький человек с большим голосом». Да, мой фюрер, я слышал о нем.

Фюрер сидел в расслабленной позе, расстегнув китель. Егор не к месту заметил, что у Гитлера наметилось брюшко и что на плечах его кителя серебрится перхоть.

– Шмидт бежал из Германии, когда мы пришли к власти, – снова заговорил Гитлер. – И умер в пересыльном лагере. Насыщенная биография, не правда ли? Биография поэта, а не певца.

Гитлер, ощутив на себе взгляд Волчка, повернул голову и пристально посмотрел ему в глаза. Егор почувствовал, как взмокла его спина под рубашкой. Нет, все же этот человек был не таким, как все. Глаза его, внезапно посветлевшие, холодные, властные, проникали Егору в душу, и не просто в душу, а в самые тайные и непроницаемые ее глубины.