Оксана Демченко - Прими свою тень

Куст гролльей лапы хчелы дотащили до канала. Стали спихивать все ниже. Туда, где уже весело шелестели два похожих, виновники возникновения трещины. Корни коснулись воды. Их кольца восторженно расправились, зашевелились быстро и уверенно. Чуткие уши гролла уловили хруст базальта водовода. Куст укоренялся с поспешностью и упорством, достойными этого сурового мира. Сухие листья глянцевели, на их поверхности проступал узор. На макушке цветоноса столбиком замер разведчик хчел, зацепившись тремя парами лапок и скрутив гибкое тело вокруг стволика. Ждал начала цветения, чтобы дать команду к сбору нектара.

День медленно, без спешки, клонился к вечеру. Тени острыми верхушками прицелились в сторону восхода и стали расти. Жар плыл маревом. Скопившиеся на берегу хчелы нетерпеливо стрекотали. Багровая луна ушла за горизонт. Свет сделался более пресным, белесым. Вдали, в пустом небе без облаков, появилась одинокая точка мобиля.

Рой открыл глаза.

Тот, кого Лорри звала Пауком, блаженствовал в соседнем кресле. Странный маленький человек с сухими слабыми конечностями. Старый, седой, с залысинами, больной. Вороватый, лживый, уступчивый… А вот поди ты, рассмотри каждого целиком. Он, оказывается, способен оценить красоту Хьёртта. Дед так и говорил: «У одних темнота – начинка души, у других – только защитная оболочка, колючки и броня, приобретенные от контакта с недобрым миром людей».

– Неизмеримо больше, чем я мог просить, – тихо признался Паук. – Какой бег… За всю свою жизнь я ни разу не шагнул без костыля. И не надеялся познать, что дано другим. Люди не умеют отдаваться процессу и сохранять память цельной… Давно уплыл в небытие этот день?

– Семь лет назад, тогда еще не ушел в память стаи мой прадед, первый в семье Орри свободный волвек – Ясень-старший. Почему вы не лечились? – нахмурился Рой.

– Разве от этого лечат взрослых? Медики разводят руками. Снавей слишком мало, на Релате и вовсе единицы, они же ушли к вам… К оставшимся добираются лишь самые упрямые родители. Мои сочли, что проще завести второго ребенка, здорового, – поморщился Паук. – Меня бросили в таком же городе, далеко на юге. Думали, наверное, что сдохну. Но я выжил.

Он скривился, встал, резко качнулся вперед, к своему креслу – высокому, вращающемуся, регулирующему уровень сиденья, самоходному. Позволяющему общаться с посетителями на равных. Лорри прибежала из соседней комнаты, расставила на краю стола разнокалиберные, явно выбранные самым случайным образом, емкости с горячим кофе.

– Волк, как она тебя подцепила? – посочувствовал Паук.

– Я детей не порчу, – возмутилась Лорана. – Щас ты у меня получишь за…

– И сделка отменится, – прервал поток возмущения Паук. Выбрал огромную кружку и подвинул к локтю. – Давай взглянем на итоги… гм… предварительного этапа экспертизы. Хотя взлом – он всегда взлом, есть ли смысл маскировать словами суть моих методов?

Рой стал смотреть. В информационных системах он разбирался самым поверхностным образом. Красиво – вот и все впечатления. Объемная проекция кольца айри Литтарима, увеличенная в разы. Сечения, метки, выкладки, сноски и матрицы анализа. Все цветное, мелькает быстро. И если хоть что-то удается вырвать в неразберихе – то лишь благодаря сохранению контакта с сознанием Паука. Холодное оно, цепкое и уверенное. Мечется, примечает, трогает узелки, дергает связи… Как целая колония хчел! И знает человек на редкость много. Красивое сознание, определенно. Жаль только, темной боли в нем многовато. Потому что обижали. Люди ведь не только волвеков не понимают. Худшие из них еще охотнее отрекаются от общности со своими же родичами. Унижают и за недостатки, и за достижения. Презрение и зависть – стабильная эмоциональная пара уродливого жителя Релата, потенциального держателя последнего контракта. Пауку всегда завидовали, не забывая его презирать и унижать.

– Логика построения системы не наша, – уверенно определил пожилой человек. Обернулся к Рою: – Работа айри, старая школа. На ней базируется ряд систем общего пользования. Люди полагают их полностью изученными и неприступными. Но я сам делал дыры в таких безупречных щитах. Под заказ, тайно, штучно и очень-очень задорого.

– Паук, – жалобно вздохнула Лорри.

– Заткнись. Иди на кухню и молчи, – разозлился мужчина. – Могла попросить о помощи тогда, семнадцать лет назад. Но я же урод, да? Я убожество, которое уже ничего не может дать. Ты меня сочла не пауком, а мухой. Ты взяла все, что я по глупости тебе готов был рассказать, и возомнила себя неуязвимой. Ныряльщица, гроза Среды, страх и ужас на уровне мелкого хулиганства… – Паук скривился и замолчал.