Дмитрий Силлов - Закон торговца

Ее кисти были затянуты в толстые резиновые перчатки – объяснила, мол, если до моих пальцев дотронуться, когда они «разогретые», можно своих лишиться. Размякнут и отвалятся. Сама она была предельно сосредоточена, аж бисеринки пота на лбу выступили. Чего скрывать, мне было приятно наблюдать за ее отражением в зеркале. Гораздо приятнее, чем смотреть на то, что она делала с моим лицом. Я-то к своему старому привык, но сейчас Касси моими руками лепила из него что-то совершенно иное. Уж не знаю, что за идеал она там нашла в своем журнале, но то, что я видел в зеркале, мне решительно не нравилось.

Подбородок Касси вылепила какой-то слишком уж правильной формы, хоть в рекламе средств для бритья снимай такой подбородок. Морщины и шрамы все разгладила. Брови слегка раздвинула – мол, хмурый я больно по жизни – и их форму изменила. Уши уменьшила. Нос, сломанный раза четыре или пять, выпрямила – и, опять же, сделала его каким-то не таким. Вроде это называется аристократический, ага. Такой, к которому любой нормальный русский мужик подсознательно примеривает свой кулак…

И да, это было больно. Нереально больно. Примерно как если на живую, без наркоза ломать кости, вытягивать жилы, рвать мышцы. Но я терпел, сжимая зубы и очень стараясь не сжать кулаки. Потому что фиг его знает, что будет потом с этими кулаками. Может, сплавятся в два комка из мяса и костей, да так и останутся навсегда. Так что терпи, сталкер, терпи. Тебе не впервой, ты с болью на «ты». Судьба у тебя такая – терпеть, преодолевать, идти вперед. Потому что если по-другому, то какой же ты нахрен сталкер?..

Наконец всё закончилось.

– Всё, – выдохнула Касси. И уронила свои руки. Понимаю ее, часа полтора возилась. Я же свои попытался опустить – и чуть не взвыл от боли в локтях. Затекли. Но это была терпимая боль. В отличие от той, которую я только что пережил. Тяжелая это тема – терпеть нестерпимые муки. Хотелось рухнуть на пол и отрубиться прямо на ледяном кафеле. Но я этого не сделал.

Я смотрел. В зеркало. Из которого на меня пялился мачо. Самый настоящий, увидев которого девчонки даже не пытаются унять дрожь в коленках, ошпаренных внезапным кипятком. Это мне Касси такое сейчас сказала. И добавила, что хоть и устала как крысособака, но не прочь с таким плейбоем и повторить недавний марафон.

А мне вот в зеркало плюнуть хотелось. Потому что подташнивает меня слегка от такой вот модельной внешности. Неестественная она, не из этого мира, провонявшего кровью, порохом и ржавчиной. Да и приметная больно, запоминающаяся, что в моем положении совершенно ни к чему. О чем я скульпторше и сказал.

– Тебе не угодишь! – фыркнула она. – И это вместо «спасибо». Не нравится – лепи сам какую захочешь. Только на череп сильно не дави, а то последние мозги вытекут.

Я глянул еще раз в зеркало, вздохнул и выдавил из себя:

– Благодарю.

И правда – старалась девка, душу вкладывала, а я веду себя словно псевдокритик, ни хрена не умеющий, кроме как полить дерьмом чужой труд – не нравится, мол, мне. Всё не то и не так. Правильно она сказала. Не устраивает – сам сделай лучше. Или заткнись.

Ну, я и заткнулся, смирившись со своей новой харей. В конце концов, мне ж не любоваться на нее и не на подиуме с ней шастать, нацепив на себя то, что нормальный человек никогда не наденет.

– Считай, Снайпер, что это маскировка такая, – сказал Захаров, входя в комнату. – Так проще будет привыкнуть к новой внешности. Ну, а теперь о деле. Повторяю свое предложение об обмене – жизнь Кречетова на жизнь двоих ваших друзей. Что скажете?

– А как же «фотошоп»? – поинтересовался я.

– Зачем он мне, когда есть вы? – пожал плечами академик. – Надеюсь, после того, как я верну к жизни ваших друзей, вы не откажетесь погостить в моей лаборатории еще сутки? Этого времени мне вполне хватит для того, чтобы взять у вас некоторые анализы и провести пару совершенно безболезненных тестов.

При этом Захаров красноречиво покосился на Касси. Ишь ты, нашел замануху. Хотя, надо признать, знал чем зацепить. И если бы не мой моральный кодекс…

– Думаете об этической стороне моего предложения? – усмехнулся академик. – А не хотите вспомнить, сколько раз Кречетов пытался вас убить? Кстати, в последний раз, помнится, он отловил вас и продал, словно охотничий трофей. У этого человека нет ничего святого, ради своих интересов он родную мать продаст.

– А вы не такой? – поинтересовался я.

– Всё на этом свете продается и покупается, – развел руками Захаров. – Но, в отличие от Кречетова, я на вашей стороне. Поэтому вместо того, чтобы, в свою очередь, продать вас тому, кто больше заплатит, я предлагаю вам сделку. Которая, кстати, полностью совпадает с вашими интересами. Ну что, по рукам?