Игорь Михалков - Нибиру. Пробуждение

Перед глазами промелькнуло что-то бесформенное, серое. С трудом бельгийка догадалась, что сосед машет перед ее лицом рукой.

«Мое состояние — спокойствие» — проявилось на прямоугольнике.

— Мое состояние — спокойствие, — словно издалека услышала Мари свой голос.

«Я живу, чтобы выполнить Программу».

— Я живу, чтобы выполнить… — голос затих. Девушка больше не могла говорить — голосовые связки стиснуло невидимой удавкой.

«Моя задача — подчинение».

Где-то за пределами сознания она понимала, что появляющиеся предложения написаны на нескольких языках и даже цифрами — двоичным кодом; идиш, арабский, английский, французский, немецкий, русский и какие-то иероглифы. Наверняка их составили для того, чтобы внушению подвергался любой — не только еврей.

«Я живу, чтобы выполнить желание Отцов!»

Лампы на стенах погасли.

«Я здесь, чтобы воспроизводить потомство!»

Фосфорные полосы снова налились матовым светом.

«Я должна рожать! Я должен воспроизвести себя!»

Зал окутала непроглядная тьма. Только экран сверкал всеми цветами радуги:

«Я хочу!»

Свет.

«Я желаю!»

Темнота.

«Я отдаю себя ради высшего блаженства!»

Зеленоватые отблески бесшумных светильников.

«Я подчиняюсь!»

Свет.

«Я хочу!»

В груди поднимался восторженный вздох. Промежность наполнялась приятной теплотой. Кончики пальцев задрожали. В голове зашумело от сладкой истомы. Язык непроизвольно скользнул по губам. На полоске трусиков проступила влага. Бедра сжались.

«Я ощущаю непреодолимое желание».

Глаза сузились от яркой световой волны.

«Я желаю получать удовольствие!»

Внезапно в мозг Мари поступил тревожный сигнал. Нервные окончания сигнализировали, что колено повреждено. Невероятная боль прокатилась по ноге, устремилась по позвоночнику, поглощая эротическую расслабленность. Запоздало сработали рефлексы — правая нога напряглась и лягнула пальцами вперед. И тут же новый прилив боли расколол щиколотку.

«А-а-а-а!» — беззвучно закричала девушка.

Вынырнула, словно из бассейна, из мигающего сумрака. Со стоном ухватилась за увечную ногу.

Рядом сидел, белее листа бумаги, перепуганный Давид. С кулаком, занесенным над коленом Мари для повторного удара.

— Ты снова меня ударил, — прохрипела девушка. — С… Спасибо тебе.

На экране мелькали предложения-приказы:

«Я хочу!», «Я желаю!», «Я подчиняюсь!», «Я выполню…»

— Что это? Новая доза зомбирования? — Мари едва могла говорить.

Не столько от боли, сколько от…

Сексуальное возбуждение стучало в висках. По жилам вместо крови текло чистейшее вожделение. Бледные щеки налились румянцем, глаза блестели. Горячий язык прижимался к пересохшему нёбу.

«Как же я хочу! Немедленно! Сейчас!»

Она до боли в пальцах схватилась за подлокотники.

— Нас программируют на секс, — медленно проговорил Давид.

Он старался не смотреть на экран. От девушки, впрочем, тоже отворачивался.

— Зачем? — сдавленно спросила Мари. Больше не нашла, что сказать, хотя помнила тезис о «воспроизведении». — Чтобы у зомбированных родителей жили дети-зомби? Ведь каждый, кто родится здесь, станет таким же, как мы.

«Хочу!», «Желаю!», «Жажду!» — проносилось на черном прямоугольнике. Вокруг насмешливо пестрели пульсирующие линии.

— А что еще? — воскликнул парень. Его нервный голос потонул в переливах звоночков. — Наверху нас ждет неминуемая гибель! А здесь сидеть — подписать себе приговор и стать вечно сонным дебилом!

Даже сквозь гипнотическую пелену Мари ощущала, что молодой человек на пределе. Он не подвергся влиянию, но, кажется, дошел до критической точки. Крепко стиснутые кулаки, оскаленный рот, сдвинутые брови. Он был готов сорваться. Броситься из Комнаты Развлечений, бездумно атаковать солдат. И погибнуть от пуль.

— Решено, — шепнула ему девушка. Она в который раз схватила его за руки, потом обняла. — Сегодня же узнаем, что творится в Бункере и почему исчезают люди. Этот хмырь пригласил меня, и я пойду. А ты будешь ждать. Если к завтраку не вернусь — поднимешь скандал. Они не посмеют скрыть от людей мое исчезновение.

— Еще как посмеют. Наши зомби все забывают после «промывки» Управляющего. А меня просто упакуют следом за тобой, куда бы тебя ни затащили.

— И все же предлагаю рискнуть. Что нам осталось? Прошлый мир покоится под руинами памяти. Новый мир — сплошной ужастик. Тебя устраивает сонная жизнь под властью неизвестности?

Давид нахмурился.